Кира Рудык: На рейтинги "Голоса" в том формате, в котором он был раньше, уже не стоит обращать внимания

Наименьшая по численности фракция Верховной рады, "Голос", часто генерирует информационные поводы. Однако едва ли не все из них связаны с внутренней борьбой в политсиле, которая особенно обострилась после ухода из политики фронтмена "Голоса" Святослава Вакарчука.

Лидер партии Кира Рудык в разговоре с РБК-Украина признает, что внутренние распри стали одной из причин существенного падения партийного рейтинга. Но обещает, что обязательно пойдет на следующие парламентские выборы — уже с "новой командой".

— Партию "Голос" по решению суда в очередной раз лишили государственного финансирования. Как при таких условиях партия будет существовать дальше? Сможет ли "Голос" в принципе нормально функционировать без госфинансирования?

— История была следующая: в начале года НАПК составило протокол, что они якобы нашли определенные нарушения в наших отчетах о том, как мы тратили госфинансирование. Мы пошли в суд, выиграли первую инстанцию, потом апелляцию. Сейчас в кассации дело вернули на рассмотрение в первую инстанцию.

Мы уверены в своей правоте, будем отстаивать ее в суде, мы абсолютно не согласны с теми замечаниями, которые сделало НАПК. И суд уже по одному кругу это подтвердил.

Закон не предусматривает того, что сейчас делает НАПК. По закону не надо проверять суть услуг, которые партии предоставляет подрядчик. У нас столько партий предоставляют отчеты, мы же не можем все проверять на отсутствие плагиата или подобные вещи.

Поэтому у НАПК могут быть замечания, но по закону мы абсолютно правы.

— Все же, если судебное разбирательство затянется, и вы не будете получать средства из бюджета, партия будет существовать?

— Это будет для нас чрезвычайно сложно. Потому что у нас есть доноры – это малый и средний бизнес, который ежемесячно дает определенные средства, взносами или через наш сайт. Но, конечно, мы зависим от государственного финансирования.

История с НАПК у нас длится уже долго, несмотря на то, что мы выиграли все суды. У нас были истории с тем, как нам выдавали средства, это каждый раз была драка. Всем распределяли — нам нет. Мы видим, что есть предвзятость, НАПК уже давно не независимый орган.

Мы можем видеть, как по-разному рассматриваются декларации провластных и оппозиционных депутатов. Поэтому мы можем только требовать перезагрузки НАПК как органа.

— Подавляющее большинство новостей о партии и фракции "Голос", которые широко расходятся в медиа — связаны с вашими внутренними проблемами, конфликтами, взаимными обвинениями и тому подобное. Как вы дошли до этого? В марте этого года в интервью РБК-Украина вы рассказывали, что все события в "Голосе" – это проблемы роста. Но то что мы видим сейчас – это уж точно не проблемы роста.

— Тогда у нас не было всей информации и понимания, кто за этим стоит. С начала лета мы знаем, что часть наших коллег, которая откололась, сотрудничает с Офисом президента. Это видно, в частности, и по голосованиям – за так называемый закон об олигархах, снятие Разумкова и тому подобное. Двое депутатов получили соцэконом на свои округа. Вы видели еще хоть одного оппозиционного депутата, получившего соцэконом?

Когда нам стало все понятно, у меня не осталось уже никаких сомнений, что совместной работы дальше не будет. Грустно, но как есть.

— Бывшие соратники нередко становятся жесточайшими врагами. Складывается такое впечатление, что сейчас самыми главными вашими политическими оппонентами является как раз группа "Справедливость".

— На самом деле мы сконцентрированы больше на внешней работе. Мы на съезде, который состоялся летом, решили, что в случае появления каких-то упреков, мы на них будем отвечать. Но мы уже поняли, что это не проблема роста.

Это напоминает ситуацию с разводом: когда пара уже разошлась, но по каким-то причинам и дальше вынуждена жить в одной квартире. Вот у нас сейчас такая ситуация.

— 17 декабря первый вице-спикер объявил, что председателем фракции избрали Александру Устинову вместо Ярослава Железняка. Вы выиграли борьбу за партию, но проиграли фракцию?

— Мы не признаем законности этого объявления, потому что никакого заседания фракции, в соответствии с положением о фракции, которое подписали все нардепы от "Голоса", не произошло. Мы расцениваем это как попытку рейдерского захвата фракции, потому что для избрания руководителя фракции нужно ⅔ голосов. Мы еще в 2019-ом прописали эту норму и все с ней согласились именно для того, чтобы сделать невозможным подобный захват фракции.

— Почему вы обвиняете в этом власть? У вас есть доказательства?

— Мы знаем, как одиозный ОАСК обеспечил реализацию плана власти и так называемой "Справедливости". Расскажу хронологию событий, когда главу фракции "Голоса" Ярослава Железняка и его заместителя, "киборга" Романа Костенко "отстранили" от руководства фракцией.

Утром 17 декабря в ОАСК поступил иск от членов так называемой группы "Справедливость". В 12 был назначен судья. В 13 суд вынес обеспечение по иску. В 14 состоялось заседание фракции, на котором присутствовали только члены "Справедливости". В 14:15 первый вице-спикер зачитывает с трибуны решение фракции. Каждый человек, который был вынужден обращаться в украинские суды, прекрасно знает, что любое дело не рассматривается за неполные 2 часа. И через несколько дней ОАСК де-факто еще и "отменяет" конкурс по САП. И большинство депутатов "Справедливости" об этом молчат.

— Предположим, что все так. Для чего это властям?

— Они хотят получить карманную "фракцию" в Раде. Псевдоопозицию. Потому что коллеги из "Справедливости" — уже такая себе оппозиция.

Мы считаем все эти события местью "Голосу" за принципиальную патриотическую позицию. За требование расследовать "дело вагнеровцев". За критику некомпетентной экономической и энергетической политики власти. За провал вакцинации и подготовки к трем волнам коронавируса. За отстаивание реальной судебной реформы. За защиту СМИ от давления. За правду, которую мы говорим на всех украинских и международных площадках.

— Какова, на ваш взгляд, главная причина падения рейтингов "Голоса" (например, по данным КМИС вы упали на 1,8% за последний год)?

— Я думаю, отчасти с этим связано. Конечно, людям не нравится, когда кто-то ссорится, особенно патриотические силы.

Думаю, к следующим выборам ситуация существенно изменится. Мы сейчас собираем новую команду. Мы понимаем, что мы не пойдем вместе с коллегами из группы "Справедливость".

Поэтому нам нужна команда, которая будет отстаивать наши либеральные ценности, малый и средний бизнес. Отстаивать средний класс — это то, чего сейчас не делает ни одна другая политическая сила. Поэтому на рейтинги "Голоса" в том формате, в котором он был раньше, уже не стоит обращать внимания.

— А среди кого вы строите команду? Возможно ли ваше объединение с какими-то более мелкими партиями и инициативами, которые находятся примерно в вашем политическом секторе?

— Мы общаемся со многими, но пока рано говорить о каких-то договоренностях. В общем, это малый и средний бизнес, люди, которые умеют управлять, имеют опыт, люди новые – но опытные.

— Речь не только о Киеве, но и о регионах? Ведь в ходе этих ваших внутренних конфликтов отдельные ваши парторганизации на местах полностью рассыпались.

— Вы же прекрасно понимаете, что история о том, что харьковская ячейка партии "Голос" выросла с 50 до 150 человек – не такая интересная, как история о том, что какая-то ячейка заявила о своем распаде или выходе из партии.

Позитивные вещи не сделают новостей, но они показывают, что партия жива, она существует, люди, которые зашли от нас в местные советы, работают и показывают результат.

Поэтому у меня очень оптимистичный настрой. Собаки лают, но караван идет. Он идет постепенно, но уверенно.

— На следующие парламентские выборы, когда бы они не состоялись, "Голос" точно пойдет? В каком формате?

— Пойдет, но формат и все остальное мы еще обсуждаем.

— Вы персонально также планируете баллотироваться в следующий парламент, с "Голосом"?

— Конечно, я планирую баллотироваться, с командой, которая сейчас есть со мной. Как мы ее сформируем и как это будет называться – это уже другой вопрос.

— Давайте перейдем от партийных к общегосударственным вопросам. Наверное, самый важный из них – возможность нового российского вторжения. По-вашему, оно произойдет или нет?

— По моему мнению, риски стали ниже.

Я была в Штатах недавно – это был тот период, когда в Украине еще полностью отрицали эти риски. Мы приехали в США – и попали в совершенно другой контекст. Нам говорят: у вас там такое делается, такая концентрация войск.... Так мы это уже восемь лет такое видим, – отвечаем мы. Нет — говорят нам — на этот раз все по-другому.

Затем неделю назад я была в Риме на конгрессе Европейского Альянса либералов и демократов (ALDE), членом которого является "Голос". Две вещи я вынесла из этих поездок – дипломатическая коммуникация на плохом уровне. У нас сейчас есть возможность общаться с кем угодно. Откуда у нас тогда такой разрыв с США и Европой?

— О каком "разрыве" вы говорите?

— Информационный, прежде всего. На конгрессе ALDE были представители тридцати политсил почти из всех страны Европы. Они очень удивлялись, что "Северный поток-2" – это, оказывается, угроза... Нам пришлось объяснять им, что это не просто проблема, а проблема насущная.

В общем, есть две вещи, которые сдерживают Россию: украинская армия и украинская ГТС. Это сохраняет статус-кво, чтобы РФ не напала.

После разговора Путина с Байденом градус действительно немножко упал. И сейчас из достаточно агрессивных переговоров все перешло в более дипломатическое русло. Но как говорил один из немецких коллег, российская дипломатия выглядит так: если не хочешь говорить с Лавровым, ты поговоришь с Шойгу (Сергей Шойгу, глава российского Министерства обороны, – ред.).

— И что в такой ситуации может сделать Украина?

— Меня очень раздражает, когда мы много думаем и говорим о том, кто и как нам может помочь, и очень мало – о том, на что мы реально можем повлиять сами.

У нас уникальная ситуация, когда есть деньги на армию, но мы их не можем потратить. Почему? Потому что все искали, под какие конкретные тендеры провести эти закупки, как освоить деньги.

Нам говорят: вы просите у нас оружие, а вы его сами купили, за ваши деньги?.. У адекватных людей это не укладывается в голове.

Второй вопрос — информирование людей. У меня много друзей в Израиле. Знаете, в чем заключается принципиальное различие между нами и израильтянами? Хотя обе страны фактически находятся в состоянии войны.

Но в Израиле каждый мужчина, каждая женщина знают, что им делать на случай, если что-то начнется: кто будет стрелять, кто будет подносить патроны, как это все будет организовано. Какие у нас проблемы, чтобы не сделать такой план в Украине?.. Мы уже миллион раз это предлагали. Если бы мы решили те организационные проблемы, которые нам вполне по силам, у нас было бы гораздо меньше причин для волнения.

Возьмем вопрос границы с Беларусью – это тысяча километров угрозы. Выходит министр внутренних дел, говорит: надо 17 миллиардов. В результате принимается бюджет, где на это предусмотрено 900 миллионов. Я не знаю, пожалуй, лишь сетку-рабицу можно закупить и поставить там.

— Может, на самом деле у власти есть какое-то ощущение, что все как-то уладится и Россия не нападет?

— Да, основной подход власти — "как-то пропетляем", на этом все базируется.

Мы надеемся на помощь международных партнеров. Что для них важно – чтобы мы выполняли договоренности и чтобы у нас был какой-то понятный план действий. Нет ни того, ни того.

Поскольку мы постоянно не выполняем взятые обязательства, то от нас действительно требуют подписей, на бумажках, чтобы все зафиксировать. Например, возьмем конкурс на голову САП. Когда обещали его провести? В ноябре. Сейчас уже конец декабря. Провели конкурс? Нет, не провели. И так со всем.

Как вообще выглядит наша стратегия – надеюсь, что она у нас есть? Изначально была идея прямых переговоров с Путиным. Потом решили привлечь международных партнеров – чтобы когда мы сядем за стол переговоров с Путиным, по нашу сторону сидело еще много партнеров. Была какая-то работа для этого сделана за два года. А потом президент в своем обращении в парламенте снова говорит, что он хочет прямых переговоров с Путиным.

— Активное привлечение американцев к этим процессам увеличивает шансы на успех, с точки зрения интересов Украины? Есть ли риск того, что может быть заключена "большая сделка" между Вашингтоном и Москвой, и в этом есть риск для нас?

— Америка играет в большую игру по всей планете. А Украина, к большому сожалению, является не субъектом, а объектом. Американцы защищают Украину как часть западного продемократического мира, они не могут ее не защищать. Выгодно ли это нам? Да.

Есть ли риски? Конечно, они всегда есть. Есть ли риски, что с участием американцев ситуация обострится? Думаю, нет. Кроме того, я вижу риск в том, что как-то слишком много стало слова "Минск".

— Вы ведете к тому, что нас будут настойчиво просить реализовать политическую часть минских соглашений, на не до конца выгодных нам условиях?

— Риск перехода войны в активную фазу сейчас ниже, чем был. Но возрастает риск того, что будет выполнение политической части Минска не на наших условиях. Поэтому ситуация непростая, но надо концентрироваться на том, что в наших силах.

Посмотрите – монобольшинства сейчас точно нет. Законы принимаются с "Довирой" и "За майбутнє", без них ничего не удается властям.

Мы с парламентских каникул выйдем только в конце января, и ситуация может быть совсем иной. Первый момент – ситуация с российским вторжением, об этом мы уже поговорили. Второе – ситуация с тарифами и как мы вообще пройдем зиму. Сейчас же все надежды на погоду. Вся надежда — на теплую зиму.

— То есть будущая внутренняя конфигурация парламента в значительной мере зависит от градусов за окном?

— Да, большинство "слуг" сейчас понимают, что в рамках СН они в новый парламент не попадают. Есть действующие нардепы, есть министры, есть региональные элиты – все в список точно не поместятся. И каждый начинает задумываться о своем политическом будущем. Осталось два года, это на самом деле очень немного, особенно учитывая постоянную возможность каких-то досрочных выборов.

— Вы такую возможность видите?

— Я ее оцениваю меньше чем в 50%, но она есть.

Сейчас у Украины есть четыре проблемы: коронакризис, энергетический кризис, экономический кризис и обострение войны на Донбассе.

Давайте возьмем коронавирус. Вакцинация была провалена. Процент вакцинированных дает возможность избежать совсем уж коллапса, но это не то, чем можно гордиться.

— А кто в этом виноват? Вакцины же есть.

— Это провал информационной кампании. При том, что наши проблемы не уникальны! Бери пример других стран, смотри как они их решали – и вперед.

Да, у нас есть вакцина, но еще в начале года надо было проводить кампанию и говорить, что вакцинироваться надо. Когда появилась вакцина, была небольшая часть людей очень сознательная, которая сразу побежала вакцинироваться, как только появилась такая возможность.

Есть определенная часть, которая имеет категорически антивакцинаторские взгляды, на самом деле их не так уж много. И есть большая часть людей, которые индифферентны, и они пошли вакцинироваться, когда ввели ограничения на доступ к рабочим местам для невакцинированных.

— Концепцию "локдаунов для невакцинированных" вы поддерживаете? Может, надо было вводить эти ограничения еще раньше?

— Конечно. Мы снова возвращаемся к опыту других стран, где живут такие же люди как в Украине, и где такие же проблемы, как в Украине. Если бы мы в начале лета еще начали закрывать кофейни для невакцинированных, у нас сейчас была бы гораздо лучше ситуация.

Вакцинация — это полбеды. Остальные полбеды — это финансирование и оснащение больниц. Там ситуация сложная: деньги выделяются, потом они куда-то теряются и т.д. Что надо для того, чтобы койкоместо стало пригодным для лечения больного ковидом?

— Кислород.

— Именно. Кислород попадает через кислородные станции. Но к осени знаете, сколько государство закупило этих станций? Ноль. Все, что покупалось, покупалось благотворительными фондами, волонтерами и тому подобное – так, как это обычно делается в Украине. И только сейчас начинаются какие-то закупки, и может где-то там в следующем году они начнут поставляться…

Что нам ждать дальше? Поскольку у нас так мало вакцинированных людей, будет еще волна, и не одна. Плюс у людей, которые первыми сделали укол, иммунная защита скоро начнет падать. То есть не стоит думать, что вот у нас 30 с лишним процентов вакцинированных и дальше будет только лучше. Нет, этот процент еще вполне может уменьшиться, может и 15% быть. То есть будет локдаун, потом летом все отступит, а следующая осень будет очень сложная. И сам же вирус мутирует активно, поэтому здесь я улучшения ситуации не вижу.

Единственный способ – чтобы лидеры мнений постоянно говорили-говорили-говорили о том, что вакцинация нужна.

— Вы думаете, здесь количество перейдет в качество?

— Да, где-то перейдет. Здесь любые методы хороши.

Второй проблемный момент – энергия и энергоэффективность. Наша краткосрочная стратегия – это пережить зиму. Но вопрос — что делать дальше? Проблема в том, что мы не можем потреблять меньше газа, хотя должны были бы. Поэтому надо сейчас деньги вкладывать в энергоэффективность.

Мы как раз на местах очень активно занимаемся этой темой: делаем проекты со школами, садиками и т. д, и они на сорок, на шестьдесят процентов сокращают свои расходы на отопление. Этим надо заниматься на уровне всей страны – фокусироваться на том, за что мы отвечаем. Не на мировых ценах на газ – здесь мы ничего не сделаем – а вот утеплить все, что можно утеплить, это как раз нам по силам.

Третий момент — я бы очень хотела, чтобы в Украине все могли зарабатывать деньги, а государство занималось безопасностью и обороной. Зато сейчас государство занимается тем, чтобы залезть в карман к тем, кто не может за себя постоять. У нас олигархи могут за себя постоять, крупные предприятия могут постоять, а средний класс – не может. В этом году мы подавали правки в бюджет, чтобы выделили 10 миллиардов гривен на его поддержку, кредитные программы и тому подобное – все глухо.

Мы перевыполнили план по бюджету на несколько десятков миллионов гривен — это значит, что можно было бы уменьшить налоговую нагрузку. Если следующий год станет годом уменьшения налогов, за что мы выступаем, то тогда появится хотя бы надежда на то, что в следующем году все будет хорошо.

— А сейчас нет такой надежды?

— Нет, сейчас ощущение что дальше будет только хуже.

— Следующий год для Украины будет тяжелее или легче чем текущий?

— Думаю, будет тяжелее, потому что много ошибок, сделанных в этом году, будут нам аукаться.