Сергей Горбатюк: Руководству ГПУ было бы гораздо легче, если бы меня на этом посту не было

- Вам известно точно где находятся сбежавшие "беркутовцы"?

- Нам официально известно, что они покинули территорию Украины. Виталий Гончаренко - 9 апреля. А трое других - 11 апреля.

- Вы направляли запрос в Россию на экстрадицию?

- Для того, чтобы экстрадировать, надо признать, что они сбежали, объявить в розыск, а после этого отсылать соответствующее ходатайство. Со стороны следствия мы сейчас не можем объявлять их в розыск, так как обвинительный акт в суде, и эти процессуальные действия могут быть проведены только судом. Предстоит судебное заседание, в котором прокурор, если они не появляются, сразу будет ходатайствовать о розыске. По Гончаренко нет нарушений при выезде, так как по решению суда у него отсутствует мера пресечения. А поэтому, если он появится, не будет оснований поднимать вопрос об его розыске или задержании. Другие же нарушили свои обязательства. Даже если они появятся, то у прокурора будут основания ходатайствовать об изменении меры пресечения. Однако решение принимает только суд. Что касается ответа на запрос - это уже будет зависеть от правоохранительных органов Российской федерации. Первые два года на наши запросы вообще не поступали ответы. Начиная с февраля 2016 года, они отвечают на запросы в течение от двух месяцев до полугода.

- Проходил внутренний "разбор полетов" в вашем департаменте по поводу этой ситуации?

- Конечно. Кроме того, что мы указываем на допущенные нарушения суда, мы тоже определяемся по поводу того, все ли необходимое сделали в этой ситуации сами следователи и прокуроры. Существует две составляющие того, почему так произошло. Во-первых, на протяжение длительного времени не назначается рассмотрение дела. 23 марта обвинительный акт зашел в суд, а они сбежали 9 апреля. По Уголовному процессуальному кодексу суд должен назначить предварительное подготовительное заседание в пятидневный срок после поступления дела. Но судьи трактуют это требование, мол, в течение пяти дней они вроде бы должны определиться только по поводу дня назначения. И мы говорим в этом случае прокурору, что он должен сразу реагировать - писать письмо в суд и указывать, что заканчиваются сроки пресечения, что суд должен в максимально сжатые сроки назначить заседание. Прокурор в этом деле говорит, что устно он об этом судью уведомлял. Но официального письма не направил, что тоже неправильно. Если в суде не реагируют на официальное письмо-просьбу, то сразу нужно писать жалобу в Высший совет правосудия о привлечении к дисциплинарной ответственности. Второй момент - это то, что у нас, согласно УПК, как это ни странно выглядит, суд не может обязать подозреваемого не покидать территорию страны. Можно лишь обязать сдать загранпаспорт.

- Но можно по внутреннему выезжать...

- Да, не все обвиняемые даже имели загранпаспорта. У одного был - он его сдал. А на территорию Беларуси или России можно без загранпаспорта выезжать. В то же время в обязательствах остальных трех было прописано не покидать Харьков. Хоть это и не прямой запрет на выезд за границу, но это ограничение передвижения, и нам стоило направить в пограничную службу письмо. Хотя все равно возникает проблема. Пограничники могут реагировать на решение суда, в котором указан запрет на то, что человек может покидать страны. Я говорю прокурорам: "А почему даже не попробовали? Если бы пограничники нам отказали и сказали предоставить решение суда, то это уже другой вопрос". То есть, мы к себе тоже адресуем претензии и, обнаружив просчеты, стараемся их устранять. Но следователи, прокуроры собрали достаточно данных, обосновывающих подозрение и фактах нарушения подозреваемыми своих процессуальных обязанностей, а также другие риски, что все вместе обоснованно позволяло суду избрать более строгую меру пресечения.

- В Апелляционном суде Киева было отмечено, что при принятии решения в первой инстанции о заключении под стражу Гончаренко суд упустил тот факт, что не были подтверждены риски его пребывания не под стражей. То есть, прокуроры не предоставили достаточно доказательств, что эти риски действительно были.

- Я так понял по материалам, что суд первой инстанции допустил ошибку. Вместо того, чтобы написать "подтвердились риски", он написал "не подтвердились". Потому что, если бы он действительно установил, что они не подтвердились, то он не имел бы права изменять меру пресечения. Прокурор в судебном заседании четко донес до суда наличие рисков и суд с ними согласился. Апелляционный суд использовал, в первую очередь, недостатки именно решения районного суда. В Апелляционном суде прокурор проговаривал те же аргументированные доводы, что и указывал в районном. И суд, если он увидел ошибку, то, по моему мнению, должен исправить и сказать: да, решение судом принято правильное, единственное, что мотивация неправильная, не верная. Они (судьи Апелляционного суда - ред.) же просто дают оценку тексту, а не самим обстоятельствам, доказанным рискам. Потому что есть обвинения в особо тяжком преступлении, подтверждения нарушений процессуальных обязанностей, в том числе видеозаписями, что лицо не приходит для дачи показаний, отказывается получать повестки, другие обязанности отказывается выполнять. Так как еще надо доказывать, что обвиняемый нарушает свои процессуальные обязанности?

Фото: Сергей Горбатюк (фото Виталия Носача, РБК-Украина)

- Недавно в СМИ вы заявили, что побег - следствие проблем, которые существует вокруг принятия мер именно по "майдановским" делам. Что вы имели в виду? В чем проблема, и почему именно в "майдановских" делах?

- Я могу судить только по тем делам, которые мы расследуем. Этот случай получил огласку и привлек внимание. Но такие проблемы возникали практически в каждом уголовном производстве по фактам преступного противодействия протестным акциям - что с отстранением от должности, что с избранием меры пресечения. У нас были обвинения в причастности к убийствам активистов командира одного из территориальных подразделений. Апелляционный суд освободил из-под стражи. Одному из харьковских "беркутовцев", который остался на территории Украины, и ему инкриминируется три убийства и совместно 33 покушения на убийство, суд также изменил меру пресечения на домашний арест.

Двум из трех подозреваемых по избиению на колоннаде (эпизод задержания и избиения протестующих 19.01.2014 на колоннаде стадиона им. В. Лобановского, - ред.) тоже Апелляционный и районный суд изменили меру пресечения с содержания под стражей на другой несвязанный с пребыванием под стражей. Похожие проблемы возникают и после направления обвинительных актов в суд. Дело направляется, проходит пять дней, определенных УПК, а заседание не назначается. Мы, как правило, направляем дела "с запасом" - за 20 дней или месяц до окончания меры пресечения. И суд во многих случаях не назначает к рассмотрению это дело в течение этих 20 дней или в месячный срок. Поэтому сроки пресечения заканчиваются. Без какой-либо меры пресечения некоторые обвиняемые находились сроком до нескольких месяцев. Единственная разница, что те не убегали, оставались ждать суда, но никаких "предохранителей" у них не было.

- Это проблема УПК или судебной системы?

- И в УПК есть масса проблем. Но большая проблема в отношении самих судей. Если, например, определено, что в пятидневный срок надо назначить, ты должен это сделать – провести подготовительное заседание. В то же время они из-за их значительной (следует это признать) нагрузки, для себя трактуют, что в пятидневный срок они должны только определить день заседания. Но если действительно нагрузка судей существенно влияет на сроки рассмотрения и, соответственно, качество, то это уже общегосударственная проблема. О ней надо бить в набат. Однако если судьи или органы их самоуправления этого не делают, то мы не можем закрывать глаза на явные нарушения требований закона при рассмотрении дел.

- После побега Гончаренко в Россию в сети появилось видео, в котром он заявляет, что решил убежать после того, как вы угрожали ответственностью судьям. Поэтому он не верит в справедливый суд. Вы лично чувствуете ответственность за такие заявления?

- Я однозначно понимаю, что несу ответственность за то, что говорю. И поэтому, когда формулирую свои выступления, стараюсь делать их в соответствии с требованиями законодательства. Конечно, в этих последних моих высказываниях был более эмоциональный фон. Просто руки опускаются, когда такие ситуации возникают. Но если посмотреть мое выступление, я сказал, что "по моему мнению, с учетом наличия рисков, тяжести преступлений, это решение апелляционного суда незаконно. В то же время, у нас нет самого текста и когда мы его получим, то будем определяться по поводу того, писать ли ходатайство в Высший совет правосудия о привлечении к дисциплинарной ответственности, или, возможно, решать вопрос о регистрации уголовного производства". Поэтому оснований указывать на то, что судьи преследуемы, нет и эти обвинения – откровенная манипуляция.

- Вы будете жаловаться в ВСП?

- Да, сейчас прокуроры готовят соответствующие документы.

- Гончаренко уже был под домашним арестом. Почему, по вашему мнению, он не сбежал еще тогда?

- Сложно сказать. Касательно другого подозреваемого - Костюка - ни разу не избиралась мера пресечения в виде содержания под стражей, у него было личное обязательство, но и он не выезжал. Двое были под стражей, но им еще в конце прошлого года изменили меру пресечения. В марте прокурор ходатайствовал изменить им меру пресечения, поскольку установлены случаи нарушений процессуальных обязательств, но районный суд отказал. То есть, после того их никто не задерживал. Все выглядит так, что на видео в интернете они читали подготовленный кем-то текст. И выезд выглядит определенным образом скоординированным, что кто-то их заверил в каком-то положительном результате, если они сейчас уедут.

- Они не первые, кто убегал. Как будет проходить их дальнейшее участие в судебных процессах, каким образом их можно привлекать?

- Опять же, если человек не появляется на заседании, тогда есть основания объявлять его в розыск. Поскольку они отбыли в Российскую федерацию, и есть подтверждение этому, то после неявки в суд будут основания объявлять их в розыск и писать ходатайство об их экстрадиции. Если та страна их задерживает и экстрадирует, то понятно, что процесс продолжается. Если не экстрадирует - возникает вопрос о возможности заочной процедуры.

Фото: Сергей Горбатюк (фото Виталия Носача, РБК-Украина)

- Но вы противник заочного осуждения в том формате, который сейчас существует в Украине?

- Именно так, не вообще против "заочки", а в существующем формате я действительно против. Потому что, по моему мнению, это - создание возможностей подозреваемым или обвиняемым в будущем избежать уголовной ответственности. Прописанная процедура специального предварительного расследования создает такие основания, исходя из практики Европейского суда по правам человека по уголовным делам, рассмотренным по процедуре "in absentia", при которых подозреваемые никак не задействованы. Они находятся в другой стране или иным образом скрываются, наблюдают за процессом со стороны, проходит процесс, получают обвинительный приговор и получают основания для его оспаривания без каких-либо для себя негативных последствий.

Кроме того, приговор, согласно Конвенции о выполнении уголовных приговоров, другие страны могут не выполнять, если видят любые признаки политического преследования. То есть, он может оказаться действующим только на территории нашей страны. Кроме того, по международной конвенции человек, доказавший, что он не знал или по объективным причинам не мог принять участие в процессе, имеет право на пересмотр приговора с самого начала. А это основание для нового судебного разбирательства. Вопрос: для кого мы это делаем? Мы это делаем только для того, чтобы дать им возможность обжаловать решение в Европейском суде, отменить его, получить денежные выплаты и создать проблемы для реального наказания? Европейский суд может признать примененную процедуру незаконной и какие-то доказательства могут стать недопустимыми. А института доследования нет, поэтому вернуть его к следствию для устранения недостатков будет невозможно. Указывал на эти проблемы руководству, проводили круглые столы, которые организовывали адвокаты семей "Небесной сотни", на которых присутствовали ученые, юристы и даже бывший судья Европейского суда. Все совместно определились, что закон о специальном судопроизводстве несовершенен и создает вышеуказанные угрозы - давайте работать над его усовершенствованием, но законодатели нас не услышали. Однако мы совместно сейчас продолжаем над этими изменениями работать.

- Имеете в виду изменения в законодательство?

- Да, заканчиваем эту работу, чтобы не указывали на то, что мы только критикуем. Надеюсь, к лету завершим ее. Хотя следует отметить, что предложения по проблемам и путям их решения схематично были сразу предоставлены. В августе прошлого года написал Генеральному прокурору докладную записку, что именно должно быть устранено или усовершенствовано. В феврале 2017 подал дополнительные предложения.

Кроме того, на основании последних изменений в УПК Украины вообще введено "плавающее" время действия особенностей заочного судопроизводства - действие этого закона привязано ко времени, когда директор Государственного бюро расследований опубликует в "Урядовом курьере" объявление о начале деятельности ГБР. Но если не успеет в этот срок суд рассмотреть дело? И что именно должно произойти в этот срок: направлено в суд обвинительное заключение, рассмотрение дела в суде первой инстанции, апелляция или кассация? И пусть даже в ноябре создадут ГБР, директор опубликует сообщение, а, например, суд вынес приговор по делу в первой инстанции - далее в апелляции применяются эти особенности, все останавливается или ждать, пока разыскиваемый появится?

- Каковы ваши предложения?

- Действие норм должно быть бессрочным. Исходя из практики Европейского суда, нужно заочное правосудие, по моему мнению, совершать в отношении тех, чье местонахождение нам известно и мы можем им отправлять все документы следствия или суда, или делать обоснованные попытки. Человек должен знать, в чем подозревается, иметь право на защитника, на переводчика, на дачу объяснений, на участие в судебном заседании. То есть, в таком случае мы - государство - сделаем все возможное, чтобы подозреваемый знал о суде, чтобы соблюсти его права.

Сейчас уже есть десятки приговоров по процедуре специального расследования. Но они в отношении тех лиц, которые либо об этом не знают, или осужденные не имеют денег на адвокатов. Эти же (чиновники предыдущей власти, - ред.), мы знаем, имеют и адвокатов, и средства, и обязательно обжалуют решение. То есть, зная об этих всех проблемах, мы целенаправленно идем на это. Возникает вопрос: а для чего это все делается?

Фото: Сергей Горбатюк (фото Виталия Носача, РБК-Украина)

- В течение месяца продолжался следственный эксперимент на Майдане по эпизоду расстрелов 20 февраля, затем его продлили до 1 сентября. Что нового он дал вам?

- Он проводится в связи с полученнием дополнительных материалов, которые не исследовались на этапе досудебного следствия. Например, видеозаписи, в том числе, из гостиницы "Украина". Эти материалы дополнили картину, но их надо проверить путем следственного эксперимента и, возможно, судебных экспертиз. По каким-то пострадавшим добавились видеозаписи, дополнившие картину. Все это проверяется "на местности" - с участием судебно-медицинских экспертов, экспертов-баллистов. О результатах я не могу говорить, потому что, хотя в нем участвует прокурор департамента, но на этом этапе оценка доказательств – это уже парафия суда. Про эти все, установленные следственными экспериментами, обстоятельства или факты прокурор должен докладывать именно в суде. Это будет открыто. Один день в неделю будет судебное заседание (до этого было два раза в неделю) – в остальные дни будут проводиться следственные эксперименты, в зависимости от загруженности участников процесса.

- Почему не допускались журналисты? Хоть это и следственные действия, но, учитывая общественную важность темы и ее резонанс, может целесообразнее было бы допустить СМИ?

- Конечно, есть нюансы, которые не стоит обнародовать до этапа исследования в судебном заседании. Каждого ведь не проконтролируешь: то снимай, то не снимай. С другой стороны, существует субъективный момент - это просто может мешать проведению следственных действий. И так процесс затягивается, а при камерах работать труднее. Главными в организации этого следственного действия являются прокуроры. Они и решают кого допускать, а кого нет, потому что в этом деле несут ответственность.

- За все время судебных процессов и расследования сколько всего вынесено приговоров по "майдановским" делам, кроме одного реального по "титушкам" (приговор на 4 года тюремного заключения "оплотовца" Азиза Тагирова), когда осужденный отбывает срок наказания, а не пошел на сделку со следствием?

- На сегодня - 31 .

- В этом году по каким делам можно ожидать новые приговоры?

- Есть несколько дел, но я их не назову, чтобы не навредить. А в большинстве судебных дел, к сожалению, эти процессы на первый взгляд, бесконечные. То есть, без понимания сроков окончания. На это влияет много факторов - не частые заседания и их перенос, самоотводы судей, изменение подсудности и т.п. В таких случаях совершенно непонятно, когда будет завершен этот процесс. А по тем случаям, по которым мы надеемся, что суд завершится, то я называть не могу - это прерогатива суда. По меньшей мере, в трех. Но это на ближайшую перспективу. До конца года должно быть больше.

- Чего не хватает для эффективного расследования и быстрого доказательства вины?

- Много чего. С одной стороны, в рамках тех полномочий и возможностей, которые у нас есть, мы стараемся делать все возможное для достижения результата. Конечно, и у нас есть недостатки, на которые нам и участники процесса указывают, и журналисты, и активисты, и сами находим. После обнаружения стараемся в сжатые сроки устранить.

- Например?

- В каждом случае необоснованного затягивания процесса, нарушения разумных сроков рассмотрения, незаконных самоотводов нужно реагировать и писать жалобы в Высший совет правосудия. Но для этого надо время. А из-за сокращения штата прокуроры имеют по 8-10 сложных производств. Приходится выбирать: сосредотачиваться на расследовании или на написании жалоб? Но выхода нет, и мы активизируем работу в этом направлении. Важным фактором, тормозящим процесс, является несовершенство регулирования уголовного процесса.

Следующее – недостаток кадров. Следует отметить, что после сокращения в октябре штат увеличивали сначала на 10 работников, потом - еще на два. И буквально две недели назад - еще на трех следователей и двух прокуроров. Но вопрос в том, чтобы была налажена работа, были распределены следователи и прокуроры по определенным направлениям, производствам, и когда их забирают, то определенная структура работы разрушается. А потом, когда начинают добавлять, то возникают другие проблемы: с кабинетами, с техникой, на решение чего тратится время. Понимаю, когда говорят, что всем трудно. Но если дело сверхактуальное, все хотят результата, увидеть наказанных, то давайте тогда по-настоящему способствовать расследованию.

Другая часть проблем - помощь других задействованных тем или иным образом правоохранительных или государственных органов. Работа следователя идет намного быстрее, когда помогают оперативные подразделения Национальной полиции и СБУ. С департаментом уголовного розыска Нацполиции у нас есть сотрудничество, в частности, по расследованию преступлений "титушек". Но во многих случаях именно представители МВД по этим делам проверяются на причастность к противоправным действиям. Поэтому мы не можем поручить МВД проверять своих же, действующих или бывших, сотрудников и привлекаем к этому СБУ. Но от СБУ того сотрудничества, которого бы нам хотелось, мы не получаем. На поручения, которые им направляются, ответы приходят, но часто их можно назвать "отписками". Мы подготовили большое письмо по всей проблематике по сотрудничеству - и пришел ответ, что, согласно УПК, у нас (в СБУ, – ред.) нет тех полномочий, которые вы требуете. Точка.

С учетом того, что во время событий Майдана были задействованы десятки тысяч правоохранителей и многие из них, если не совершали противоправные действия, то являются свидетелями такого со стороны коллег или руководства. Поэтому должен также быть общий посыл от руководства правоохранительных органов к своим сотрудникам: кто приходит на допрос, должен максимально рассказывать правду. Однако в большинстве случаев свидетели - представители Нацполиции - не дают полных и правдивых показаний. И они продолжают работать. Этот вопрос мог быть решен, в частности, во время аттестации.

По событиям на Майдане есть единственный акт служебного расследования, начиная с 30 ноября 2013 по 20 февраля 2014 года. Сделаны общие выводы по этим событиям, по которым, в первую очередь, указывают на ответственность бывшего высшего руководства. Мы обращаемся: "Проведите по каждому факту отдельное служебное расследование". В ответ: "Нет, мы уже проводили, оснований больше нет".

Фото: Сергей Горбатюк (фото Виталия Носача, РБК-Украина)

- Сколько сотрудников правоохранительных органов, фигурирующих во всех делах как подозреваемые, продолжают работать?

- Из числа подозреваемых по 30 ноября - один, по 1 декабря - два, штурм Майдана 10-11 декабря - три, по колоннаде - четыре, по Михаилу Гаврилюку (когда бойцы Внутренних войск задержали активиста, раздели его догола на морозе, подвергали пыткам и проводили с ним фотосессию на улице Грушевского, - ред.) - еще плюс четыре; по "Автомайдану" (организация правоохранительными органами преследования активистов организации, - ред.) - тоже один подозреваемый работает. Избиения на улицах Щорса, Грушевского - у нас без подозрений, но пять проверяются на причастность. По привлечению майдановцев к уголовной ответственности - двое тоже продолжают работать. По эпизоду препятствования журналистской деятельности на выставке "Волынская резня" в 2010 году во время ее открытия в "Украинском доме" - трое продолжают работать. События 18 февраля - тоже трое, одного уволили.

- В деле Михаила Гаврилюка были обвинительные приговоры.

- Приговоры были, но отдельные сотрудники продолжают работать.

- Практически по всем производствам в большинстве есть или подозреваемые, или обвиняемые. Почему в деле по убийству 13 милиционеров во время событий 20 февраля на Майдане нет ни одного даже подозрения?

- Расследование продолжается.

- Получается, что в одних производствах есть подозрения, а тут какой-то "глухарь".

- Почему "глухарь"? Если говорим об отсутствии подозрения, то надо учитывать также и решение Верховной рады от 22.02.2014. По нему все дела, касающиеся целого ряда преступлений во время протестных акций и также убийств правоохранителей, причинение телесных повреждений во время массовых беспорядков, должны быть закрыты.

- Почему тогда не закрыли производство?

- Для достижения объективного и полноценного результата невозможно не расследовать события, которые происходили одновременно, то есть, где была и гибель майдановцев, и правоохранителей. Поэтому зарегистрировано уголовное производство по статье 115 УК - убийство - и расследуем. Это дело в 2014 году передано и находилось в Главном следственном управлении МВД Украины. После создания нашего управления мы его забрали и движемся дальше. Важно отделить, было ли это преступление, а не необходимая оборона или крайняя необходимость, то есть, обстоятельства, которые исключают привлечения к ответственности. Когда мы соберем доказательства, что в том или ином случае это было целенаправленное убийство, а не защита, будут приниматься решения. Расследование идет однозначно.

Фото: Сергей Горбатюк (фото Виталия Носача, РБК-Украина)

- У вас уже есть опыт в расследованиях, где фигурируют чиновники. Например, дело экс-премьера Юлии Тимошенко по неэффективному использованию средств, привлеченных при выполнении проектов по энергоэффективности по Киотскому протоколу. Со временем это дело назвали политически мотивированным. Вы не боитесь, что аналогичный сценарий может быть применен к некоторым "майдановским" делам, которые также могут назвать политически мотивированными?

- Назвать могут как угодно. Вопрос в том, что я лично и следователи, прокуроры стараемся проводить наше расследование максимально объективно и в соответствии с законом. Если кто-то к нам захочет высказать претензии, то мы покажем и докажем, что мы не были предвзяты. Подтверждение - то же расследование всех противоправных происходивших действий, убийств и ранений как протестующими, так и правоохранителями. Мы расследуем исключительно для того, чтобы установить истину и привлечь к ответственности действительно виновных лиц, мы не работаем ни на какую политическую силу, ни на политический интерес. Главное быть честным перед собой, а тогда обвинения, которые могут сыпаться (если это не конструктивная критика), не имеют значения.

Да, я предъявлял Тимошенко обвинение по делу о "киотских средствах", но потом установил и доложил о том, что не вижу состава преступления в ее действиях. Дело у меня после этого забрали и передали другому следователю. В принципе, остался работать, хотя думал, что и тогда должны были бы уволить...

- "И тогда" - это значит, что и сейчас могут?

- Сейчас, по-моему, прямо никто не говорит. Но с февраля 2016 начинались определенные действия, которые указывали, что я руководство не устраиваю. Ну, и сейчас они, в принципе, тоже ощущаются.

- Что вы имеете в виду?

- Каких-то конкретных открытых действий нет, но есть много моментов, которые указывают на то, что руководству ГПУ было бы гораздо легче, если бы меня на этом посту не было. Есть много дел, на которые некоторым хотелось бы повлиять. А пока я здесь - этого не удается.

- Полгода назад у вас было, скажем так, некоторое недопонимание с генпрокурором Юрием Луценко, когда начали переформатировать ваш департамент...

- Вот переписка с бывшим генеральным прокурором Виктором Шокиным (показывает кипу бумаг на журнальном столике, - ред.) - предложения, жалобы, обращения. Это - с нынешним (показывает другую кипу бумаг на рабочем столе, - ред.). Вот одна часть, а еще - есть часть документов, в которых я жалуюсь на те или иные действия курирующего заместителя генерального прокурора Юрия Столярчука.

- Вы жалуетесь на попытки повлиять на вас?

- На попытки, на незаконные действия, незаконные решения. Вот последний пример - заместитель генерального прокурора закрыл уголовное производство. Я пишу по этому поводу Генеральному. То есть, заместитель генерального прокурора закрыл, по моему мнению, безосновательно и незаконно, два уголовных производства, даже не изучая их. На обоснованные жалобы следователей генпрокурор отвечает мне, что решение его заместителя законно. В ответ я пишу, что жалобы по существу не рассмотрены, таким образом, вы нарушили требования УПК Украины - первое, второе, третье, четвертое. И прошу все-таки выполнить обязанности, которые возложены на вас законом. Если такие жалобы поступают, думаете, это приятно руководству? А таких жалоб немало.

- Но напряжение не исчезло?

- Нет. Оно продолжается, разве что выражается теперь в переписке. Если при длительной внутренней переписке не получаю реакции или понимания, то вынужден использовать возможность публично говорить, что какое-то решение необоснованное и безосновательное. Почему такие ситуации возникают? Вот, например одна из них. Мне говорят: "Направляйте срочно дело в суд по так называемому заочному судопроизводству, особенно по высокопоставленным чиновникам". Первое, что я говорю: "Будет направлено тогда, когда следователь и прокурор будут уверены, что есть достаточно доказательств". Не сверху будут говорить, а это будет решать следователь, прокурор.

Во-вторых, давайте действовать в соответствии с требованиями ст.9 УПК Украины. Я написал докладную записку в августе 2016 о проблематике и необходимости изменений в законодательство по "заочному" судопроизводству, которые обсуждены и согласованы со многими юристами. Вместо того, чтобы подать в Верховную Раду качественный законопроект, проводится в сентябре ряд совещаний под руководством главного военного прокурора и мне выносят выговор, мол, Горбатюк дает указания не направлять дела в суд. Основывается этот выговор на общих фразах: не обеспечено, не сделано, не доказано. Я спрашиваю: что именно я не сделал?

Я пишу жалобы на приказ о привлечении меня к ответственности. Ответа по существу, доводов нет, разъяснений в чем именно моя вина не предоставляется. Вместо решения проблемы по существу, находятся люди, которые говорят генпрокурору: "Это Горбатюк не хочет делать, а мы вам сделаем результат - мы будем заканчивать "большое дело Януковича"". Хотя опять руководству объясняешь, что в рамках действующего УПК Украины закончить именно в одном деле те эпизоды, которые инкриминируются бывшему президенту и его окружению, с учетом их количества и объема, практически невозможно. В первую очередь необходимо организовать системную работу по делу преступной организации. Но никто не слушает - наш Департамент сокращают на 60 человек, и создается управление по расследованию преступлений, совершенных преступными организациями. Со временем у руководства появляется понимание, что действительно выполнить запланированное, в том числе, в сжатые сроки, в том числе, без изменений в УПК Украины, невозможно. И тогда возникает вопрос: а зачем вы тогда сокращали Департамент и создавали это управление, если уж идея "большого дела Януковича" не поднимается? Хотя бы признайте, что вы были не правы и устраните возникшие проблемы!

А еще выглядит издевательством то, что на мою августовскую докладную записку о необходимости срочного устранения проблем действующего законодательства о так называемом заочном судопроизводстве, где указывалось, в частности, на наличие признаков выборочного правосудия через годичный срок действия закона, реакцией было только объявления мне выговора. Но уже в марте 2017 года, когда генпрокурор выступал на парламентском комитете по вопросам законодательного обеспечения правоохранительной деятельности, поддерживая проект изменений в УПК в части заочного правосудия, то он говорит, что признает ошибочным установление годичного срока для этого закона,  и в новом законе мы это изменим. А нельзя было, вместо выговора, еще в сентябре 2016 инициировать внесение изменений в УПК Украины относительно "заочки" как в этой части, так и по поводу других проблем? Кстати, и новыми изменениями большинство существующих недостатков процедуры заочного судопроизводства не устранены.

Фото: Сергей Горбатюк (фото Виталия Носача, РБК-Украина)

- У вас вообще сколько выговоров?

- Это был один за все время работы. Правда, следует отметить, что отказав в его отмене, в декабря 2016 года генпрокурор досрочно его снял.

- Дело о государственной измене Януковича уже направлено в суд. Не боитесь, что выигранное дело станет еще одним поводом для критики и вашего увольнения? Мол, вот реальный пример заочного осуждения, а вы не смогли.

- Если я делаю какие-то критические замечания, то не для того, чтобы ими похвастаться или кому-то навредить, а чтобы обратить внимание руководства на те проблемы, которые вредят работе и могут повредить результату в будущем. Критики не стоит бояться, если честно и профессионально выполнять свои обязанности, а мерило - качественный и полноценный результат. Оценки можно будет делать по завершению всех стадий рассмотрения. И тогда можно будет дать четкие ответы, кто и как действовал, и кто был прав или не прав. Лишь бы поздно не было.

- Сейчас какие у вас отношения с Юрием Луценко? Лично вы встречаетесь?

- Нет, у нас отношения по переписке. С момента, когда я написал докладную записку в августе, в течение почти двух месяцев он меня не принимал. Я приходил, просил о встрече, чтобы доложить об этом и о других проблемах расследований. На каком-то из совещаний Луценко сказал, что "не хочу с ним встречаться, потому что он мне только о проблемах рассказывает. Другие о достижениях, а он - о проблемах". Затем несколько личных встреч было. Опять же я указывал на проблематику, а мне говорили, что я не показываю результат именно по делам, где фигурируют чиновники. Хотя там, где чиновники находились на территории Украины, то дела завершались направлением в суд: это и в отношении бывших министра юстиции, народных депутатов, заместителя министра внутренних дел, руководителя Аграрного фонда Украины, председателя ОГА.

После сокращения департамента был период, когда встречались, я написал докладную записку, какой вред эта реорганизация несет. Затем рапорты писал. В общем четыре документа, с которыми ходил и просился на прием. То есть, я неделю-вторую-третью приходил, а в ответ: "Приходите завтра-послезавтра". Потом я перестал ходить. Сейчас я уже пишу официальные документы. Если есть проблематика, то я формулирую это в докладной записке или в рапорте и отсылаю. Он меня тоже не вызывает. Встречи происходят во время общих совещаний. После переформатирования департамента их было две-три.

- Есть какие-то указания или просьбы от руководства, на какие дела именно нужно обращать внимание?

- Единственное указание от генпрокурора - завершение дел в отношении бывших чиновников. Но достаточного интереса к непосредственным расследованиям относительно исполнителей, среднего звена не ощущается. Ни совещаний по этому поводу не проводилось, ни указаний не предоставляется, ни проблемы не устраняются.