Психотерапевт Олег Чабан: Воевать со психопандемией намного сложнее
Пандемия COVID-19 заставила людей изменить свой привычный образ жизни. Столкнувшись с социально-экономическими сложностями, страны друг за другом снимают локдаун, несмотря на то, что распространение вируса не сбавляет темпов. Так или иначе, несколько месяцев взаперти и оставшиеся ограничения для людей не проходят бесследно.
РБК-Украина поговорило с психотерапевтом, заведующим кафедрой медицинской психологии, психосоматической медицины и психотерапии медико-психологического факультета НМУ им. Богомольца, доктором медицинских наук Олегом Чабаном о том, как карантин влияет на поведение людей и как не поддаваться панике из-за пандемии.
– Повлияли ли карантин и эпидемия на психическое здоровье украинцев?
– Вне всякого сомнения. Они повлияли на население планеты Земля. Первыми об этом стали говорить наши китайские коллеги, начались научные исследования, публикации.
Затем заговорили и другие страны, когда эпидемия тихонько переросла в пандемию. О ментальном здоровье и проблемах, связанных с психикой, начала говорить Всемирная организация здравоохранения.
Начали проводить параллели. Оказывается, что эпидемии и пандемии не впервые влияют на психическое здоровье. Вспомнили испанский грипп 1918 года, когда после "испанки" в Соединенных Штатах резко возросло количество суицидальных действий, наступила Великая депрессия. Китайские коллеги начали описывать алкоголизацию, даже после карантина. Испанские, французские и бразильские коллеги – внутрисемейные агрессии.
На сегодня ВОЗ начала говорить о все большем поражении психики, росте случаев тревожных и стрессовых расстройств, начале депрессивных расстройств и неврозов, алкоголизации, семейной агрессии, разводах, агрессии к детям и тому подобном.
– В последнее время в Украине чуть ли не ежедневно фиксируют около тысячи новых случаев COVID-19. Несмотря на эти цифры, люди слабо соблюдают карантин. Хотя сначала случаев было меньше, а отношение к ограничениям было более ответственным. В чем причина?
– Люди устали. Кроме психических нарушений есть понятие социальной тревоги и страха, это еще не патология, но уже фон. Люди очень социализированы и мы не можем быть друг без друга. За время эволюции у нас развился "социальный мозг", человек должен быть среди людей, быть в контакте. Пик этой социализации – это социальные сети.
Но кроме этого есть еще понятие "индивидуального мозга", оно тянется еще от кроманьонцев. Другими словами: несмотря на свою высокую социализацию, человек иногда должен оставаться в одиночестве. А карантин заставил нас этого не делать. Поэтому появилось социальное напряжение, невозможность отдохнуть друг от друга.
В привычной ситуации за рамками пандемии семья утром расходится с тем, чтобы попасть в другие социальные круги. Например, на работу, где тоже есть свои отношения, положительные и отрицательные эмоции. Когда ты все время находишься с одним и тем же человеком, начинают возникать стереотипные фразы – встретившись на кухне нельзя же вдвоем молчать.
То есть идет некое "изнасилование" человеческого мозга, ему не разрешают "помолчать". Обычно мы молчим хотя бы по дороге домой или на работу, а тут уже нельзя молчать. В результате происходит перенасыщение людьми.
– Страх и паника влияют на общий иммунитет? Можно ли спрогнозировать рост сопутствующих заболеваний через такое напряжение в обществе?
– Конечно. Тем более, что сейчас растет количество психических расстройств за счет психосоматики. Если возникают проблемы, их нельзя проявить. В нашем обществе нужно показывать высокую работоспособность, быть улыбающимся, подтянутым. Плевать, что у тебя на душе: ты пришел на работу, поэтому давай, показывай свою эффективность. Тогда начинает расплачиваться наше тело.
Растет количество психических расстройств за счет скрытой, а не открытой депрессии. А это в результате боли в сердце, расстройства кишечника, мочеполовые проблемы и тому подобное. Сегодня наблюдается рост психосоматических расстройств. Если растет алкоголизация, то это не только поражение головного мозга, это и печень, и сердце, и сокращение жизни, и язвенная болезнь. Поэтому, действительно, одно тянет другое.
– Есть такая теория, что на жесткие решения правительств относительно карантина повлияло и то, что мы живем в эпоху соцсетей. Например, во времена птичьего гриппа не было такого количества разнообразной информации, соответственно, не было и такой паники. Вы с этим согласны?
– Абсолютно. Вы затронули очень большую проблему – эмоциональные расстройства и информация. Итальянские коллеги стали говорить о двух вариантах информации, которые реально повышают уровень социальной, а значит и клинической тревоги.
Это разнонаправленная и совершенно противоположная информация, когда ты теряешься, что правда, а что нет, также бывает недостаточно информации. Такие крайности – это очень плохо, потому что мозг начинает теряться.
Мы все находимся в потоке информации и здесь очень интересная вещь работает: человек в основном коллекционирует негативные, а не позитивные эмоции. Это эволюционно целесообразно. Для того, чтобы быть испуганным и выжить, не сделать какую-нибудь глупость, нужно запугать себя настолько, чтобы уединиться и пережить эту пандемию.
Поэтому из разной информации мы всегда выдергиваем больше страшилок и распространяем их в соцсетях. Так построен наш мозг. Соответственно, очень важно тому же правительству быстро взять на себя инициативу подачи понятной, четкой и реальной информации, какой бы она ни была – она должна быть единственно верной.
– Как карантин повлиял на протестные настроения в обществе?
– Протестные настроения всегда есть в обществе, в котором есть рамки. Однако если человек недоволен, то ему обязательно нужно где-то высказаться и нужен повод. Он уже есть, в том числе благодаря параноидальным идеям вокруг пандемии. Когда человек чувствует свою беспомощность, то придумывает вещи, перед которыми абсолютно бессилен, и ему становится легче.
Например, пандемия – это продукт войны сверхдержав за экономические ресурсы или космическая теория, либо спецслужбы. Что вы можете сделать против ФСБ, ЦРУ или космоса? Не знаю. Тогда мне легче, я ничего не могу сделать. Такие интерпретации говорят о слабости человека.
Если я включаю паранойю, то не могу долго находиться в состоянии напряжения, мне нужно это выплеснуть. С космосом не воюют, поэтому я высказываюсь в своей семье, здесь я могу повоевать, или поссориться в соцсетях, или присоединиться к какому-то пикету.
– С марта очень вырос уровень агрессии в соцсетях. Вместо сказать "привет" теперь считается адекватным чуть ли не послать человека на три буквы. Часть людей потеряла любые рамки, почему так произошло?
– Это выхлоп. Человек не может долго находиться в состоянии жесткого контроля, напряжения и тревожного ожидания. Это предчувствие катастрофы. И тогда человек ищет, как разрядиться – это алкоголь, послать матом кого-то, психануть, выговориться, только дай повод.
У соцсетей нет контроля и морали: что хочу, то и скажу. Это громоотвод, люди интуитивно ищут разрядку, кто как может.
– Пандемия накладывается на различные политические вещи и недовольство. Может ли это привести осенью к социальному взрыву?
– Может быть. Обычно осенью у нас это и происходит. Поэтому речь идет о контролируемом ослаблении, чтобы люди отдохнули. Махнуть рукой на это тоже нельзя, потому что будут переполнены больницы. SARS-CoV-2 действительно существует, хотя нам повезло, потому что к нам пришел ослабленный вариант вируса.
– ВОЗ говорит, что коронавирус с нами надолго. Как это повлияет на общество в среднесрочной перспективе?
– Социум станет намного более виртуальным. Уже многие почувствовали, что такое удаленная работа, и, как ни странно, многие люди открыли для себя ее преимущества. Эта ситуация показывает, что можно как-то выживать и сеть явно победит: магазины, работа и образование через интернет.
Хорошо ли это? Для пандемии – да. Для размножения людей, извините, немножко плохо, потому что через интернет ты не размножишься. Психоаналитики говорят, что люди, которые много времени проводят в социальных сетях, особенно подростки, асоциализованы с помощью компьютера, у них возникает проблема контакта глазами в интимной ситуации.
При реальной встрече они не выдерживают взгляда, не успевают проговорить свои чувства, поэтому они не могут создать пары, расходятся. Им легче общаться с помощью коротких сообщений, ников и так далее, но не устанавливать между собой тесные связи, чтобы потом создавать семьи и новых людей.
Действительно, эта ситуация разведет людей еще больше по интернету, создаст новые рабочие места, но заставит отказаться от других. Точно так же, как уходит в прошлое бумажная продукция, однако запрос на информацию все равно останется. Это изменит отношения между людьми, хотя они все равно очень социализированы, поэтому интернет вряд ли заменит социальные контакты. Но в каких вариантах они будут – трудно спрогнозировать.
– Как людям не поддаваться паническим настроениям во время эпидемии?
– Делать какие-то реальные вещи. Во-первых, нужно планировать. Я всегда объясняю своим пациентам, что, каким бы ни было событие, человечество уже проходило много фаз. Каждая фаза имела свое начало и завершение, обязательно – хоть ледниковый период, хоть "испанка", хоть свиной грипп, хоть SARS.
Не переживайте о каких-то проблемах сегодня – завтра будут другие. SARS-CoV-2 закончится, но придет SARS-CoV-3, SARS-CoV-4 и так далее. Другими словами: планируйте свое будущее. У вас сорвалась отпуск в этом году? Планируйте на 2021-22 годы, потому что все равно это закончится.
Очень плохой совет: проживайте только сегодняшний день и молитесь, чтобы все прошло хорошо. Нет, мы должны включать мозги и думать на будущее. Это значит разговаривать со своими детьми, придумать, чем они будут заниматься, контролировать их дистанционное обучение, чтобы оно превратилось в полноценное.
Но и сегодняшний день должен быть наполнен хотя бы какими-то реальными действиями. Тупое лежание в начале изоляции воспринималось с радостью: "наконец я отосплюсь". Однако стало ясно, что мы не созданы для того, чтобы лежать на диване и смотреть телевизор. Мы созданы на двух ногах для того, чтобы ходить, значит, что-то нужно делать.
Третье – искусственно создавай свое настроение. Если ты его не сделал, то никто не сделает. Испортить его хотят все: медиа, политики, ВОЗ и другие. Я учу своих пациентов быть здоровыми эгоистами: наслаждаться едой, своим телом, доставлять ему радость – тогда оно отблагодарит мозги, наслаждаться интеллектуальной и физической деятельностью.
Есть еще одно: если есть изоляция, то нужно поддерживать контакты с другими людьми. Каждый телефон забит тысячей контактов. С кем мы общаемся? Один - пять и все. Поэтому нужно пересмотреть старые контакты, позвонить и спросить, как дела, раз в десять лет. Уже завязался разговор и контакт.
И еще один совет. Найдите себе сбалансированного человека, который не паникует – некий гуру, который многое в жизни видел и говорит: ты, дитя, не пережило Голодомор и тому подобное. Пусть он поделится, почему он такой спокоен, как нашел этот баланс. Может, у него есть жизненная мудрость в противовес твоим знаниям, которые могут очень быстро обесцениться.
– Нынешнему поколению "зуммеров" придется, судя по всему, меняться. Они очень эмоциональны. Я тоже такой: мне было очень легко собраться, потратить 30 долларов на перелет в Таллин туда-обратно – и завтра я уже в самолете. А так уже не будет работать. Придется ли всему поколению повзрослеть гораздо быстрее?
– Да, есть большая проблема, как себя ведут бэби-бумеры, поколение X, Y, Z, которое родилось с экранами. Вы демонстрируете поколение Z, которое больше предпочитает впечатления, чем какие-то материальные достатки.
Это то поколение, где пирамида Маслоу изменилась не от физиологических потребностей к самореализации, а от battery and wi-fi, а уже потом физиологические потребности и самореализация.
Из-за определенных критических ситуаций – это было во время войны, во время других катаклизмов – дети очень быстро взрослели, потому что они брали на себя функции взрослых. Здесь уже появится ответственность. Она приближает поколения Z не к X, Y – не к своим родителям, а к бэби-бумерам – к тем, кто тяжело достигал чего-то работой. Только по-другому будет строиться эта работа.
Поэтому я согласен, что поколение Z начнет сейчас быстро взрослеть и приближаться к бэби-бумерам по своей идеологии. Это все равно останутся романтики, только те делали сверхтяжелые физические усилия через иммиграцию, через какую-то экономию рублей, купонов и так далее. Сейчас это происходит немного по-другому.
– Есть ли вообще какой-то позитив в этой ситуации с карантином и эпидемией для людей? С одной стороны, мы говорим, что людям очень трудно. А с другой – например, они больше времени с семьей проводят.
– Есть, однозначно. Люди задумываются над глобальными вопросами. Первое – кто дома хозяин и как следует сосуществовать с теми, кто жил за миллионы лет до тебя. Вирусы, бактерии появились гораздо раньше, чем Homo sapiens.
Мы гости и нам надо понимать, как с ними жить, где их ареал, что можно, простите, "жрать", а что нельзя. Нужно понимать степень ответственности за происходящее.
И следующее – люди задумываются над ценностью жизни. Это идея итальянцев – nuda vita – идея голой жизни. То есть ценность человеческой жизни окажется значительно большей, чем какие-то технологические вещи и тому подобное.
Раньше мы думали, что войны заставляют нас задумываться над ценностью жизни. Оказывается, что сейчас мы находимся в состоянии войны с куском РНК в жировой белковой оболочке, который называется SARS-CoV-2. Мы с ним воюем, придумываем препараты, вакцины, применяем защиту – маски, нападения, продумываем тактику, идет огромное перераспределение финансов.
В таких глобальных потрясениях, думаю, есть огромный позитив. А если приземлиться к конкретной семье, то это большое испытание для людей, для конкретной семьи, которое нас объединило.
Причем, поверьте, это кратковременная ситуация. Что такое несколько месяцев по сравнению с нашей жизнью? Но это заставит понять степень нашей надежности и отношений в семье, степень нашей безопасности и человечности – действительно ли мы берем ответственность защитить семью, или мы думаем, как снять свое напряжение и уровень кортизола, набраться алкоголя и затем на жене разрядиться.
Позитив заключается в том, что происходит переоценка значимости работы. Опять закон Парето. Мы действительно можем делать основную работу, находясь, например, на дистанции. И от этого качество работы не будет страдать. Поэтому сейчас действительно происходит много революционных изменений требований к человеку и возможности его социализации.
– Социологи фиксируют, что у украинцев вообще низкое доверие к государственным институтам. Эти показатели доверия немного возрастают после выборов, но сохраняются такими недолгое время. Почему украинцы не доверяют государственным органам власти?
– У нас вообще нет доверия, потому что Украина прошла через большое терпение. Мы всегда что-то отвоевывали, даже вдумайтесь аналитически в каждое слово нашего гимна. Он указывает, что мы еще терпим, что мы еще не умерли.
Это терпение создает большую иллюзию, что появится какой-то волшебник, который всю свою жизнь посвятит своему народу, плюнет на все, на свое состояние и имидж и будет жертвенно нести позицию Иисуса Христа с готовностью, чтобы его распяли ради идеи процветания народа.
И мы верим в это, это магическое мышление. А, соответственно, потом мы сталкиваемся с реалиями и всегда идет разочарование. Потому приходит не Иисус Христос, а обычные люди, которые делают политику, зарабатывают, сажают знакомых.
У нас еще низкий социальный капитал. Это научный термин – это степень социального доверия. Самый низкий социальный капитал есть при горизонтальных связях: я доверяю тем, кто рядом со мной – брату, свату, жене, детям. Высокий социальный капитал свойственный странам Евросоюза: я доверяю тому, кого я выбрал.
У нас же как происходит? Пока Иван, с которым я пью пиво, говорит, как надо жить и наводить порядок – я за него голосую, я ему верю. Увидел его по телевизору в Верховной раде – я ему уже не верю, потому что "все они одинаковые, все они покупаются". Это низкий социальный капитал.
Через это проходило много стран. Нам нужно воевать за этот социальный капитал, за эту степень доверия. Вот поэтому и недовольство, поэтому и выхлопы, поэтому и, чтобы не делалось, это воспринимается с позиции критики, а только потом – поиска конструктива.
– Чтобы закрыть эту тему, вы упоминали об алкоголизме и суицидах. Как я понимаю, в результате карантина и ограничений они стали более распространенными?
– Однозначно. Об этом говорит статистика. Китайцы начали об этом писать, причем начали это писать не сейчас, а после SARS, после первых эпидемий атипичного гриппа, что еще три года после завершения эпидемии медицинские работники злоупотребляли алкоголем.
Соответственно, даже сейчас, по статистике, количество проданных алкогольных напитков, несмотря на ограниченную возможность выйти в магазин, значительно возросло. В мире количество проданного алкоголя растет, растет количество суицидов.
– То есть у нас в Украине опосредованно карантин фактически убьет больше людей, чем сама эта атипичная пневмония?
– Да.
– Вы также часто вспоминали о войне с вирусом. У нас же есть и реальная война с Российской Федерацией. Есть часть людей, которая за все эти шесть лет уже поняла ценность человеческой жизни. И она – это видно даже на улицах, на протестных акциях и соцсетях – несколько отделена от большинства населения. Этот конфликт между ними во что может вылиться в итоге?
– Действительно, шесть лет иметь опыт потери, более 10 тысяч погибших. Практически у каждого уже есть какой-то знакомый, который пострадал от войны. Думаю, это привело к тому, что появилось много людей, для которых мир четко разделился на черное и белое, которые не допускают, что он может быть серым.
Это люди, которые держатся в рамках, они понимают, что есть определенные социальные нормы. Но они легко синдуцируются, если кто-то бросит ту спичку. Это те, кто может устроить пока что только драку в маршрутке, которые в состоянии алкоголя ведут себя расторможенно. Но их количество очень велико. И что более страшное – эти люди держали оружие в руках и знают, как его применять. Вот это нужно учитывать.
– Вы говорите, что, с одной стороны, всех коснулось, по крайней мере, через знакомого или соседа. Но ощущение такое, что эти люди отделены, и кажется, что социум их не очень хочет принимать обратно, а государство этим особо не занимается.
То есть ветераны, волонтеры возвращаются и их же как-то нужно инкорпорировать. Эта проблема не сейчас появилась, она была особенно острой после Вьетнамской войны.
– Вы правильно привели пример Вьетнамской войны, тогда и количество преступности возросло, и алкоголизм, и наркомания. В Соединенных Штатах очень много вернувшихся солдат оказались в тюрьмах. Это создало проблему, и тогда стали все больше говорить о посттравматическом стрессовом расстройстве.
А в реальности его действительно становится все больше. Я уже наблюдаю и в клинике, и по тому, как к нам поступают на реабилитацию. Действительно, появилась категория людей с обостренным социальным чувством несправедливости.
Общество не полностью их амортизирует. Хотя я знаю, что прилагаются усилия. Точно знаю, что Министерство ветеранов разрабатывает программы, я также приобщен к рекомендациям по психологической адаптации. Санатории работают. Есть ли единая программа? Нет. У нас очень много волонтеров, волонтерских организаций, но единой системы, как в США или Грузии, еще нет.
– Почему в Украине растет количество террористических актов и заминирований? Буквально за последние несколько недель – в Луцке террорист, в Полтаве, взрывы у метро в Киеве. Это так влияет карантин или здесь есть более глубинные причины?
– Уровень агрессивности людей в мире значительно вырос в целом. Пандемия, вне всякого сомнения, подлила социального напряжения и нетерпения, потому что заставила людей быть в жестких рамках и замахнулась на нашу свободу.
Это недовольство, ощущение рисков, фатализма, ощущение того, что не ты управляешь жизнью, распространяется на всех. Поэтому, захватив заложников, ты создаешь большую иллюзию, что ты хотя бы чем-то можешь управлять. Другое дело, что это все заканчивается тюрьмой, где будут управлять уже тобой. Разные мозги, люди по-разному решают свои проблемы.
– Из-за видеообращения Владимира Зеленского по требованию луцкого террориста поднялась большая дискуссия. Сравнивают с Израилем и Соединенными Штатами, которые не ведут переговоры с террористами.
Здесь было, казалось бы, "безобидное требование", записали видео, задержали мужчину, удалили видео и все. Но, с другой стороны, может ли это спровоцировать других людей с подобными наклонностями и намерениями сейчас массово совершать те же вещи?
– Да, есть такое мнение. У меня нет однозначного ответа. Если бы мой ребенок там сидел, я бы как отец умолял Зеленского сказать эту дурацкую фразу. С позиции парламента или правительства Израиля я бы сказал: ни в коем случае, потому что надо демонстрировать силу.
То, что была человеческая реакция и ему благодарны люди – однозначно. Человеческая жизнь – высшая ценность. Мне лично импонировало то, что он сделал это, потому что он, возможно, спас людей. Хотя сейчас этот преступник говорит о перформансе, но пули там летали не искусственные.
– Сейчас Зеленский говорит о том, чтобы все силы государства бросить на то, чтобы закупить вакцины и лекарства от коронавируса. Но мы вылечим какие-то физиологические вещи. У меня складывается впечатление, что мы не задумываемся о том, что будет на следующий день после того, как мы всех вакцинируем. Потому что эти вещи, о которых мы говорили с вами в течение интервью, никуда не денутся. И какой-то стратегии я пока не вижу, как нам сосуществовать дальше. Что бы вы посоветовали?
– Это можно относить к любой стране – или к Китаю, или к Испании, или к США. Да, во время интервью мы много говорили о том, что не все сводится только к этому куску РНК, который блуждает в виде SARS-CoV-2. Сводится и к нашей психике.
Вакцинировать можно, даже всех, хотя я представляю, какая это будет финансово обременительная проблема для всего мира. Но вакцинировать мозги нельзя. Воевать со психопандемией, с изменением нашей психики намного сложнее. Тем более, что все равно будет какая-то другая беда. Никуда мы не денемся. Мутации происходят, придет грипп в каком-то варианте и так далее.
Единственное, что действительно положительно в этом всем – мы начали понимать ценность человеческой жизни, насколько она хрупкая. Мы должны думать об условной вакцинации нашей психологии, делать нас стабильными психологически. Это уже в том числе ответственность государственных органов.