Прокурор по делу "Роттердам+" Денис Демкив: Все экспертные учреждения не смогли подтвердить наличие убытков

О причинах закрытия уголовного производства по делу "Роттердам+", противоречивых выводах экспертиз и отсутствии сговора в этой истории – в интервью РБК-Украина рассказал прокурор Специализированной антикоррупционной прокуратуры Денис Демкив, старший в группе прокуроров по этому делу.

20 мая многострадальное уголовное производство по угольной формуле "Роттердам+" было закрыто уже в четвертый раз. Как рассказал РБК-Украина прокурор САП Денис Демкив, вынесший это решение, так и не удалось установить факт нанесения многомиллиардных убытков, на которых настаивают детективы НАБУ.

Кроме того, истек годичный срок досудебного расследования по этому делу, а многочисленные экспертизы давали взаимно противоречивые выводы. Тем не менее, говорить о том, что в деле "Роттердам+" перевернута последняя страница, похоже, не приходится.

– Что на данный момент происходит с делом по "Роттердам+": оспаривается ли его закрытие, есть ли какие-то сопутствующие жалобы или судебные процессы? Словом, можно ли сказать, что эта история уже закончилась?

– 20 мая мной было принято решение о закрытии уголовного производства в отношении подозреваемых. С этого дня уголовное производство расследуется по фактам, которые внесены в ЕРДР, но по этих эпизодах подозреваемых нет. То есть, в терминологии предыдущего кодекса, от 1960 года, расследуются фактовые производства.

Обжалуются ли мои действия? Насколько мне известно, детективы НАБУ обращались с попыткой оспорить мое решение о закрытии дела к прокурору высшего уровня. И точно это обжалуется потерпевшим, в Высшем антикорсуде.

– Этот потерпевший – это Никопольский завод ферросплавов?

– Да.

– Сколько примерно такие обжалования могут занимать: дни, недели, месяцы?

– Точно, что не дни. К процессу допущены защитники подозреваемых, потерпевшие и я как прокурор. Пока каждый из них выступит…

– Сейчас это все на нулевом этапе?

– Рассмотрение началось, было первое заседание, его отложили с целью истребования и приобщения к делу материалов, тогда уже будет определена дата заседания. Я рискну спрогнозировать, что за следующее судебное заседание дело не решится, мы не успеем исследовать материалы, на которых настаивают потерпевшие, и учитывая, что свое мнение должны высказать все участники, это затянется во времени.

– По делу было шесть подозреваемых. Сейчас уже эти люди могут себя чувствовать чистыми перед законом и не бояться какого-то интереса со стороны правоохранителей?

– На сегодня, после моего постановления о закрытии производства, они свой статус подозреваемых потеряли, то есть к ним нет никаких вопросов.

– Они были в розыске?

– Некоторые из них были.

– Но теперь их должны снять с розыска автоматически?

– Да, теперь они должны быть сняты с розыска, но это не в один момент, происходит.

Постановление о закрытии уголовного производства я разослал всем участникам, все находятся в равных условиях. 20 мая было принято решение, позже были внесены ведомости в ЕРДР, и на следующий день я подготовил сопроводительные письма, в приложениях к которым были копии соответствующих постановлений. Они были разосланы всем участникам: подозреваемым, их защитникам, потерпевшим и в НАБУ.

– Как заявил в недавнем интервью и.о. главы САП Максим Грищук, в группе прокуроров есть тот, кто готов идти в суд с этим производством, он видит основания, состав преступления, готов поддерживать гособвинение. Также Грищук сказал, что сроки расследования дела еще не закончились. Что значит "есть прокурор, который готов идти в суд"?

– Мне, честно говоря, неприятно, что прокуроры САП ведут такую дискуссию через СМИ, а не между собой. Так не должно быть. Я не хочу комментировать слова и.о. главы САП, я буду говорить предметно – о закрытии уголовного производства.

Первое – данное уголовное производство расследуется с 2017 года. С первого дня, когда была определена группа прокуроров, меня в нее включили.

О подозрении шести лицам по этому делу сообщили 8 августа 2019 года. Все прокуроры, которые есть в этой группе, имеют определенные процессуальные права. С этого момента, если кто-то считал, что есть достаточно оснований закончить досудебное расследование и можно составлять обвинительный акт, можно было принимать соответствующее решение.

Но до 20 мая этого года ни один прокурор не принял решения о завершении досудебного производства. Это оформляется соответствующим процессуальным документом, такого документа ни от одного прокурора нету.

Теперь что касается сроков. Почему я считаю, что сроков досудебного расследования уже нет? Уголовно-процессуальным кодексом установлен срок в 12 месяцев с момента сообщения человеку о подозрении, 365 дней. Давайте посчитаем дни. 8 августа 2019 года сообщили о подозрении. С этого момента и пошел отсчет. Первый раз уголовное производство было остановлено 3 августа 2020 года.

– Получается, 365 дней без пяти дней – 360 дней?

– Да. Даже если не вдаваться в какие-то противоречивые моменты, например, о том, учитывается ли день сообщения о подозрении в срок расследования, возьмем максимальный термин, который у нас есть.

После этого, 20 августа 2020 года, детективы возобновляют производство, проводят следственные действия, в той же день его останавливают. То есть, день "пропал". Далее, 27 августа 2020-го прокурор Пономаренко выносит постановление о возобновлении производства и в тот же день принимает решение о закрытии дела.

В соответствии с требованиями УПК, срок досудебного производства подсчитывается с момента внесения ведомостей в ЕРДР, и до обращения в суд с обвинительным актом, ходатайством о применении принудительных мер медицинского характера, ходатайством об освобождении от уголовной ответственности, или до дня закрытия уголовного производства.

Последнее – наш случай. 27 августа было принято решение о закрытии производства, в этот день у нас прекратился подсчет сроков. После этого решение обжаловалось в судебном порядке, и 27 октября 2020 года постановление о закрытии было отменено.

В этот же день, по моему убеждению, и так пишет закон, сроки досудебного производства возобновились. Почему? Они были остановлены из-за постановления о закрытии производства. В день, когда мы это постановление отменили, соответственно, срок опять возобновился.

В этот же день прокуроры останавливают сроки из-за выполнения международно-правового поручения. Т.е., у нас 27 октября восстановился срок расследования, один день "съели" и в этот же день остановили производство.

21 января 2021 года уже предыдущий старший группы прокуроров опять восстановил уголовное производство и в тот же день принял решение о закрытии производства. То есть, еще один день "пропал".

25 января постановление о закрытии дела отменяется и.о. главой САП. Это значит, что срок опять-таки автоматически восстановился, после чего принимается решение об остановке дела.

Такая же история у нас происходит 9 апреля: опять восстановили уголовное производство и приняли решение о его закрытии. Снова день "пропал".

15 апреля и.о. главы САП опять отменяет постановление о закрытии дела, в этот же день у нас снова "пропал" один день срока уголовного производства.

Таким образом, на момент, когда меня назначили – 5 мая 2021 года – у нас срок досудебного следствия составлял де-факто 12 месяцев и один день, при максимальном сроке 12 месяцев.

– И это стало главным основанием вашего решения закрыть производство?

– Правильно сказать "одним из оснований" решения, потому что были и другие основания.

Где главный камень преткновения? Кто-то считает, что день, когда отменялось постановление о закрытии и выносилось постановление о возобновлении производства, – этот день не считается, потому что само производство не восстанавливалось. Но 219 статья УПК четко говорит, что срок досудебного расследования останавливается после вынесения постановления о закрытии производства. Если постановление отменено – значит, срок возобновился.

– А зачем вообще возникают такие манипуляции с приостановкой и возобновлением производства?

– Такие манипуляции приведут только к одному. Кому-то в этом конкретном производстве может показаться, что все было сделано правильно. Но давайте сделаем проекцию, что так можно будет делать по всем делам, всем органам досудебного расследования.

Вот сегодня мы выносим постановление о возобновлении, проводим следственные действия, расследуем, а на следующий день выносим постановление о приостановке. Потом мы опять восстановили, потом опять приостановили и т.д. Если мы такую практику будем применять в отношении всех уголовных производств – сколько они тогда могут расследоваться? Сколько люди будут ходить под подозрением?..

Я себе с трудом представляю такие вещи. Если мы сейчас скажем, что это законно, так можно делать, значит, все следователи и все прокуроры по всем уголовным делам так смогут делать.

Денис Демкив (фото: censor net)

– Зачем это все делалось? Понимали, что за год просто не успеют провести все следственные действия и началось вот это "включили-выключили"?

– Производство останавливается на основании выполнения международно-правовых поручений. Такие основания для остановки были с первого дня, когда людям сообщили о подозрении. Если были такие основания, почему дело тогда не останавливалось раньше?.. Почему мы дошли до ситуации, когда мы сидим тут с вами и считаем по дням?.. Для меня это открытый вопрос.

– Как долго может продолжаться текущее "фактовое" расследование? И могут ли тем самым шести людям снова вручить подозрения: через неделю, месяц, год?

– У нас сложилась такая ситуация, что по сути правоохранительная система живет по двум кодексами одновременно. Одна процедура – по уголовным производства, которые были начаты до 15 марта 2018 включительно. И вторая правовая процедура – по начатым с 16 марта 2018 года.

Наше производство было начато до этих изменений, в 2017 году, у нас "фактовое" производство вообще не имеет временных границ расследования.

По моему убеждению, если сроки досудебного расследования закончились, то уже нельзя будет сообщать о подозрении по этим же фактам тем самым людям.

Почему вообще установили максимальный срок в 12 месяцев для тяжких и особо тяжких преступлений? Это не было придумано просто так. Это было сделано для того, чтобы орган досудебного расследования по согласованию с прокурором взвешенно подходили к своим полномочиям. Если этот срок убрать, то мы с вами дойдем до того, что лицу можно вручить подозрение, избрать меру пресечения и расследовать 10 лет, например.

То есть, разумные сроки должны сохраняться. Было определено, что максимальным сроком является 12 месяцев, дальше или в суд или закрывать дело. Человек не может всю жизнь быть в статусе подозреваемого.

Теперь вернемся к вашему вопросу о том, что кто-то готов куда-то что-то направить. У нас есть статья 313 УПК, на основе которой дважды отменялись постановления о закрытии производства. В ней указано, что прокурор высшего уровня, к которому поступила жалоба, должен ее рассмотреть, он может оставить решение в силе, изменить решение частично или отменить его.

В случае отмены решения прокурора или признания незаконными его действий или бездеятельности, прокурор высшего уровня – в данном случае и.о. главы САП Грищук – имел право сделать замену одного прокурора на другого, что им не было сделано.

– В материалах дела есть много разных экспертиз, которые нередко давали взаимно противоречивые выводы. В частности, там есть и выводы, которые подтверждают корректность формулы "Роттердам+", верно?

– Давайте я базово объясню, как именно по инструкции о проведении судебно-экономических экспертиз все происходит.

Если простыми словами, то какая должна быть формула расследования таких экономических преступлений? Контролирующие органы должны провести ревизионные действия, установить нарушения какого-то закона или подзаконного акта, следствием чего стало причинение убытков. Тогда на основе эти ревизионных действий проводится судебно-экономическая экспертиза, которая говорит: да, есть нарушение, есть убытки, вот в такой сумме.

Какая у нас сложилась ситуация в нашем уголовном производстве? Первое – постановление №289 от НКРЭКУ, которой внедрялась формула "Роттердам+", неоднократно обжаловалось в судах. Оно прошла все инстанции, в том числе Верховный суд и ни разу не было отменено. Не было установлено нарушений ни по форме, ни по содержанию. Это наводит на определенные мысли.

Далее, у нас десятки контролирующих органов и эти органы проводили проверки, в том числе Счетная палата проверяла, и не нашла нарушений в действиях НКРЭКУ в этой части. Детективы НАБУ обратились в Антимонопольный комитет, который тоже контролирующий орган, обжаловали, но нарушений не установили.

Соответственно, ни одного контролирующего органа на сегодняшний день у нас нету, который установил бы нарушения. Кроме того, проведено десятки экспертиз.

Первая экспертиза, на которую я хотел бы обратить внимание, делалась Украинским НИИ специальной техники и судебных экспертиз СБУ. Там эксперт написал, что есть материальные убытки которые были нанесены "поставщикам (потребителям)". У меня сразу вопрос возникает: так кому все-таки эти убытки нанесены: поставщикам или потребителям? Это же не одно и то же.

Но даже не будем вдаваться в такие мелкие детали. После этого назначается комплексная комиссионная экспертиза, которую возглавляет этот же эксперт. В эту комиссию входят также эксперты Харьковского НИИ судебных экспертиз имени Бокариуса, и Научно-исследовательского центра судебной экспертизы по вопросам интеллектуальной собственности Минюста.

То есть, уже три эти учреждения проводят комиссионную экспертизу, и они эти убытки не подтверждают. Эксперт, который был главой комиссии, не пишет отдельного мнения, хотя это опровергает его же предыдущие выводы.

Теперь надо оценить ситуацию. Все экспертные учреждения всеукраинского уровня не смогли подтвердить наличие убытков. Ни один контролирующий орган не смог установить конкретное нарушение, приведшее к убыткам.

В судебном порядке неоднократно обжаловалось постановление по формуле "Роттердам+" – ни разу его не отменили. Вот в такой ситуации оказался прокурор, которого пытаются сделать крайним, хотя надо в совокупности посмотреть на все вещи, которые собирались судебными органами, контролирующими, экспертизы…

– Один из аргументов НАБУ касается того, что между должностными лицами НКРЭКУ и представителями одной из компании на рынке имел место сговор по разработке и внедрению формулы "Роттердам+". Вы такой сговор обнаружили?

– Что такое сговор? Вот мы с вами договорились об интервью, что вы приедете в САП, по адресу улица Исаакяна 17, в такой-то день и такое-то время. Это сговор или не сговор?

– Не сговор.

– Но мы ведь с вами договорились, есть время, есть место, все обстоятельства. Но мы в суде не можем доказать только один из элементов, надо доказать все четыре элемента состава преступления.

– Вы имеете в виду объект, субъект, объективную сторону и субъективную сторону преступления?

– Да. И даже если какой-то один элемент кажется нам очень весомым и убедительным, этого недостаточно. Даже если мы три элемента доказываем очень хорошо, а один элемент мы не доказываем, то результат один – оправдательный приговор. То есть, о сговоре говорить здесь не приходится.

– Популярный аргумент противников "Роттердам+" состоит в том, что уголь из Нидерландов де-факто никто не вез, следовательно, включать расходы на его транспортировку в формулу – некорректно. Как вы можете такой тезис прокомментировать? И в целом, формульный подход с импортным паритетом выглядит корректным?

– Я не являюсь экспертом в сфере энергетики, я не могу знать, сколько у нас стоит производство одного киловатта на ТЭС. Насколько я понимаю рынок энергетики, без ТЭС у нас не будет хватать энергии для Украины. Потому она должна быть. Какая ее цена, как она формируется, какая себестоимость, какие затраты, – это должны устанавливать эксперты, специалисты в этой сфере. Я изучил экспертизы и, действительно, в экспертизах указано, что включение расходов на транспортировку является корректным.

– Почему в деле имеется только один потерпевший – Никопольский завод ферросплавов, тогда как часто говорят о многомиллиардных убытках, которые были нанесены государству?

– В материалах дела указано, что убыток причинен государству и общественным интересам, кроме того, Никопольский завод ферросплавов и Запорожский завод ферросплавов по их заявлению включены в состав потерпевших. Заявлений от других лиц не поступало.

– Обращались ли к государству с предложением о подаче иска?

– Да. Минюсту предлагали предъявить иск по этому производству, они отказались.

– И что дальше?

– Закончилась на том история.

– Одна из экспертиз, на которую ссылаются в НАБУ, содержит арифметические расчеты убытков от "Роттердам+", но с примечанием, что именно "убытками" это назвать нельзя. Как вы можете расшифровать эту ситуацию?

– Есть такая экспертиза частного эксперта, но есть один нюанс – в постановлении о назначении экспертизы было указано: "при условии нарушения…" И эксперт так и отвечает: "при условии нарушения" эта разница является убытками. Мы же с вами все понимаем, что сто – это на тридцать меньше, чем семьдесят. Но чем подтвердилось условие нарушения?

Кроме того, тот же эксперт за несколько месяцев до того был специалистом по делу, он написал, что по его мнению нарушение есть. То есть, человек сначала является специалистом, а через пару месяцев уже экспертом по тому же производству. И говорит, что если это так, то 100 на 30 больше чем 70. А если нет – то нет.

– Вернемся к самому началу – вашему решению о закрытии производства. В НАБУ говорят, что это решение было принято во внерабочее время, без консультаций с детективами и надлежащего изучения материалов дела. Что вы на это скажете?

– Я не очень хотел бы комментировать заявления детективов. Я в этом уголовном производстве прокурор с 2017 года, т.е. уже четыре года. И все эти годы между САП и НАБУ проводились консультации. С 5 мая по 20 мая – я старший группы прокуроров.