Максим Нефьодов: Фонд госимущества не умеет продавать предприятия

По каким правилам правительство намерено продавать государственные активы, начиная с 2018 года, и что происходит с наблюдательными советами госкомпаний - в интервью РБК-Украина рассказал первый замглавы МЭРТ Максим Нефьодов.

На этой неделе парламент планирует рассмотреть правительственный законопроект о приватизации государственного имущества. Принятие этого документа - одно из требований Международного валютного фонда. Закон нивелирует роль Фонда госимущества при продаже крупных объектов, перекладывая ответственность за приватизацию на инвестиционные банки. Вместе с тем, меняется подход к продаже объектов так называемой малой приватизации. О том, как правительство планирует продавать госактивы, и о проблемах с назначением наблюдательных советов госпредприятий в интервью РБК-Украина рассказал первый заместитель министра экономического развития и торговли Максим Нефьодов.

- Фонд госимущества годами не может провести ни одной крупной приватизационной сделки. Что поменяется с принятием нового закона о приватизации?

- Приватизационная кампания прошлых лет, мягко говоря, провалилась. В том числе, из-за проблем с законодательством. У нас семь законов о приватизации. Значительная часть из них еще из 90-х годов. Часть заложенных в них норм не помогает продавать предприятия. Например, есть особенность приватизации аграрных компаний, когда часть акций нужно раздать сотрудникам этих предприятий. Все это нужно унифицировать, привести в некие единые рамки. Есть много групп предприятий, которые выставляются на продажу. Каждая из этих групп имеет свои особенности. Это усложняет процесс. Мы же предлагаем сделать две группы - большие и малые. (если стоимость активов за последний год превышает 250 млн гривен - это большая приватизация, - ред.)

К тому же, постоянно существует недовольство оценкой предприятий. Оценка происходит долго, Фонд госимущества жалуется, что на оценщиков не хватает денег в бюджете. Плюс оценщики имеют достаточно очевидную проблему. Для них "главный клиент" - это правоохранительные органы. Почему? Для оценщика не столько важно, какой будет его оценка, сможет ли Фонд подать предприятие по этой цене или нет, сколько, чтобы его не наказали.

- Теперь будет по-другому?

- Мы предлагаем передать оценку по большим объектам инвестбанкам, которые будут осуществлять транзакцию, и которые будут мотивированы ее закрыть, потому что они будут получать вознаграждение только в случае успешной приватизации предприятия. Закон сам по себе не решает всех проблем. Есть вопрос институциональной готовности Фонда госимущества. Частично мы пытаемся решить его за счет привлечения инвестбанка. Как показала практика, Фонд госимущества не умеет продавать предприятия. Не хочу, чтобы это звучало, как критика в их адрес. Но последнюю крупную продажу они сделали в 2005 году. И то со значительной внешней помощью в подготовке.

- Премьер-министр Владимир Гройсман последнее время часто выступал с критикой в адрес руководства Фонда госимущества. После ухода Игоря Билоуса с должности главы Фонда, на его место был назначен исполняющим обязанности Дмитрий Парфененко. Теперь же, руководитель ФГИ снова в статусе исполняющего обязанности - Виталий Трубаров. Почему до сих пор не назначен постоянный руководитель, с которого, наверное, и спрос должен быть больше?

- У премьер-министра, как у политической фигуры, есть право критиковать руководителей тех или иных органов. Не думаю, что у меня есть такое право, как у замминистра. В любом случае, полномочия вносить кандидатуру главы Фонда госимущества - у президента, а назначает Верховная Рада. Но я надеюсь, что у нас все-таки будет какая-то ясность. Мое личное мнение - у нас в стране уже слишком много исполняющих обязанности на всевозможных должностях. Наверное, с точки зрения долгосрочного развития эта ситуация не совсем правильная.

- Когда же можно ожидать ясности в этом вопросе?

- Это вопрос к Администрации президента. Я не участвую в переговорах ни в качестве того, кто проводит собеседования, ни в качестве того, кто их проходит.

Максим Нефьодов: "У нас в стране уже слишком много исполняющих обязанности на всевозможных должностях" (фото Виталий Носач, РБК-Украина)

- Давайте вернемся к законопроекту о приватизации. Документ предусматривает возможность снижения стоимости объекта, если он сразу не продался.

- По объектам малой приватизации именно так и предусмотрено.

- Не возникнет ли рисков, что при продаже стоимость активов специально будут доводить до низкой цены, используя возможность в законодательстве?

- Так или иначе, но цену и спрос формирует рынок. Что значит довести до низкой цены? Продается условная баня, недострой, участок земли или корпус НИИ. На него или есть покупатель, который приходит, торгуется, делает предложение, или этого покупателя нет. Если покупателей на недострой нет, мы будем пытаться продать его за 100 гривен. Если не продастся, будем пытаться продать за 1 гривну. Возможно, мы не продадим его и за гривну. Пока практика, скорее, такая, а не наоборот.

Если говорить о малой приватизации, мы будем выставлять объекты по стоимости активов "минус" обязательства, то есть, по балансовой стоимости. И торговаться от этой цены вверх. Если не продастся, цена будет снижаться на 25%. Будем пытаться продать еще раз. Не продастся второй раз - еще раз снижаем цену на 25%. Если с третьего раза активы не продадутся, значит, будем продавать через "голландский аукцион" (вид аукциона, на котором сначала объявляется самая высокая цена на товар, а затем ставки снижаются до той, на которую согласится первый покупатель, - ред.) - цена будет идти вниз, вплоть до одной гривны.

Для большой приватизации такой способ неприменим. Могут быть риски. По крупным объектам оценку будет делать инвестбанк, предлагать время, предлагать клиентскую базу, какой-то пул инвесторов и выходить с этим всем на Кабинет министров. Кабинет министров может согласиться с оценкой инвестбанка или нет.

- Когда в прошлом году первый раз пытались продать Одесский припортовый завод, действовали примерно по такой же схеме - привлекли инвестбанк…

- Да, но только инвестбанк тогда не делал оценку. Оценку делал оценщик. Не хочу комментировать конкретную сделку, не зная глубоко деталей. Но, по крайней мере, критика, которая звучала в прессе, была в том, что оценка, которую предложил оценщик, явно не отвечала рыночной конъюнктуре (в июле 2016 года ОПЗ оценили в почти 13,2 млрд гривен, - ред.). По такой цене спроса нет, или спрос очень слабый.

- Какая роль, помимо оценки, отводится инвестбанку, согласно законопроекту?

- Предпродажная подготовка, подготовка маркетинговых материалов, переговоры с инвесторами. Грубо говоря, все то, что выполняют инвестбанки в любой сделке.

- Тогда чем будет заниматься Фонда госимущества? Какая у него роль?

- Исключительно техническая. Провести тендер на выбор инвестбанка, помогать собирать материалы. По моему мнению, это нормальная конструкция. Сейчас в функционале Фонда госимущества заложены явные конфликты интересов. Эти люди, с одной стороны, управляют оценщиками, которые и оценивают объекты. Эти люди занимаются управлением предприятий, которые находятся в управлении Фонда госимущества. Соответственно, одна рука управляет, а вторая должна продавать то, чем управляет первая. Эти же люди занимаются сдачей в аренду госимущесва.

- Какой спрос с инвестбанка, если объект не продали?

- Инвестбанк получает вознаграждение, только если объект продался. Это мотивирует их провести сделку. Если не продадут - ничего не получают.

Максим Нефьодов: "Сейчас в функционале Фонда госимущества заложены явные конфликты интересов" (фото Виталий Носач, РБК-Украина)

- Если закон примут до конца года, когда вы ожидаете продажи объектов большой приватизации по новым правилам?

- В переходных положениях законопроекта мы прописали, что все объекты, которые еще не вышли на стадию аукциона, должны быть переведены со старой процедуры на новую. После принятия и подписания закона, думаю, хотя бы по нескольким объектам это можно сделать в течение двух месяцев.

- Из законопроекта следует, что участвовать в приватизации не смогут компании, если десять и более процентов акций в их уставном капитале принадлежит компаниям из страны-агрессора или непосредственно стране-агрессору. В то время как сейчас наличие любой доли у страны-агрессора запрещает компании участвовать в приватизации. Почему это условие решили смягчить?

- Ограничение на одну акцию не является адекватным. Это фактически запрет на участие в приватизации любой публичной компании. Публичная компания сама может не знать, кто и в какой момент времени владеет ее акциями. Вы можете купить сейчас одну акцию Apple, через час продать.

Наша идея в том, что мы не допускаем к участию российские компании, чтобы они не установили контроль над украинскими активами. При этом глупо ограничивать участие в аукционах Deutsche Telekom или Siemens, где российский пенсионный фонд может владеть 0,5% акций. Эти полпроцента не позволяют устанавливать контроль над объектом инвестиции. Потому 10% - это цифра явно з запасом.

- Для чего тогда вводилась действующая норма, полностью запрещающая компаниям с российской долей участвовать в приватизации? Это было сделано поспешно?

- Это сложный эмоциональный вопрос. Прекрасно понимаю депутатов, которые стремятся ограничить возможности влияния российского капитала. Не секрет, что часто это влияние носит не экономический, а политический характер. "Газпром" заключает свои сделки явно не из-за экономической рациональности, а потому что так надо. Многие другие российские госхолдинги поступают так же. Но не все депутаты являются специалистами в корпоративном праве. Проверить, кому принадлежит каждая акция в публичной компании невозможно. Где вы возьмете на каждую секунду времени реестр акций Apple? Мы можем такие законы принимать, но как их выполнять - не совсем понятно.

- Какие требования к покупателям из офшорных зон?

- В законопроекте указано, что бенефициар должен быть раскрыт. В противном случае, компания не допускается к участию в приватизации. Ограничение на офшоры – хорошая популистская риторика. Офшоры у нас - это такая "страшилка", которую люди не понимают, но знают, что это плохо.

Офшоры - это страны с низконалоговыми юрисдикциями. Apple в Европе ведет свой бизнес через так называемый "Dutch sandwich", зарегистрированный в Ирландии, где можно заключать индивидуальные налоговые сделки с госорганами. Там же зарегистрирован Google. Вопрос конкуренции между странами за налоговые режимы достаточно актуален. "Страшилка" относительно офшоров к экономическому разговору отношения не имеет.

У Украины очень выгодное соглашение об избежании двойного налогообложения с Кипром, поэтому Кипр традиционно является юрисдикцией для структурирования сделок для украинских компаний. Я хотел бы напомнить, что изменения к договору, которые его несколько ужесточают, уже года полтора находятся в Раде. Бороться с офшорами легче всего на телеэфирах.

- Законопроекты, касающиеся приватизации, всегда сложно проходят рассмотрение в парламенте. Вспомните, как долго убирали норму, обязывающую ФГИ выставлять на торги миноритарные пакеты предприятий перед конкурсом. Видите ли вы сейчас риски для принятия нового законопроекта?

- Вопросы приватизации крайне болезненные. Мы всегда вежливо намеками говорим о политическом контроле, коррупционных рисках, которые несет государственная собственность. Наверное, дальше можно продолжать логическую цепочку, кто реализовывает эти риски и контролирует собственность. Вопросы, которые касаются приватизации, уменьшения госдоли в экономике, наталкиваются на сопротивлении. Это сопротивление часто прикрывается заботой о народном благе и словами "а кто же проконтролирует, если случится что-то плохое". У нас так рынок земли не могут открыть десятки лет.

Конечно, мы проводим встречи с депутатами, пытаемся их убедить. Мне кажется, большинство здравомыслящих депутатов открыты для этой идее. У них много технических вопросов, недоверия. Это одна их тех причин, почему законопроект не касается списка приватизации. Это только о процессе. Если мы в 2018 году покажем хороший результат, тогда придем к депутатам за каким-то более сложными историями, как "Укрспирт", порты или еще что-то. Законопроекты давно лежат в Раде, но движения нет.

- Вы предлагаете с 2018 года новые правила игры, более прозрачные и более понятные. Но хотелось бы поговорить о конкретных объектах. О том же ОПЗ, который никак не могут продать.

- ОПЗ - это очень сложный объект, где есть вопросы долгов перед Дмитрием Фирташем (долг ОПЗ перед Ostchem Дмитрия Фирташа за поставленный газ составляет более 5 млрд гривен, без учета пени, - ред.). Там банально вопросы плохой рыночной конъюнктуры на минеральные удобрения, вопросы других задолженностей, в том числе, по налогам. Это не только давит цены вниз, но и сильно ограничивает круг участников, которые бы хотели зайти. Это не то, что не золото, это даже не серебро мы продаем. Любой директор крупной компании задаст себе вопрос: "А зачем мне это счастье? Потом я буду оправдываться перед акционерами об уголовных делах в Украине, разборках, Стокгольмах, арбитражах, профсоюзах. Зачем мне эта история?".

С "Центрэнерго" история тоже сложная. В мире есть некая тенденция недоверия к угольным мощностям, многие энергокомпании стараются отказываются от подобных энергоблоков. Но здесь ситуация легче, чем с ОПЗ. Бизнес-модель понятна, и в то же время для многих стран уголь есть и будет основным источником электроэнергии.

Какие-то истории еще проще. Если взять "Турбоатом". Я глубоко убежден, что он мог быть популярной инвестиционной целью для многих крупных машиностроительных холдингов. Компания позволит новому инвестору увеличить перечень выпускаемой продукции и выйти на рынки, на которых уже работает "Турбоатом". С другой стороны, "Турбоатом" встроится в большую цепочку добавленной стоимости, получит доступ к финансовым ресурсам, интеллектуальным разработкам более крупных и опытных игроков. У нас есть объекты, с которыми можно работать. Как минимум надо попробовать.

- Законопроект ограничивает инвестбанк по времени на подготовку, оценку, поиск инвесторов?

- Да, сроки несколько модифицированы до того, что мы считаем более логичным. Например, предельный срок на подготовку и ознакомление с объектом увеличен. По многим объектам текущий закон устанавливает сроки, в которые качественный due diligence (оценка и ознакомление инвестора с активом перед возможной покупкой, - ред.) провести невозможно.

- Как вы оцениваете вероятность возвращения в государственную собственность "Укртелекома"? Что государство будет с ним делать, если это все-таки произойдет?

- Если суд примет решение, очевидно, компания достанется государству. Это уже за пределами политических решений. Если он будет возвращен в собственность государства, я буду выступать за то, чтобы попробовать приватизировать его более успешно, чем это происходило в 2011 году.

"Укртелеком" - важная инфраструктурная компания. Конечно, с развитием мобильной связи и интернета его роль уменьшилась. Но, так или иначе, передача большей части данных идет по кабелям, которые проложены в его кабельной канализации. И он сохраняет контроль над значительной частью инфраструктуры. И мы заинтересованы, чтобы эта инфраструктура работала хорошо. И перспективы его продажи точно не нулевые.

- Но как, по вашему мнению, внешние инвесторы реагируют на такое событие, как возвращение в госсобственность компании, которая ранее была приватизирована за достаточно большие деньги - 10,5 млрд гривен?

- Не думаю, что продажу "Укртелекома" австрийскому Epic можно назвать идеальным кейсом приватизации. Если речь идет об индивидуальных объектах, по которым есть понятное объяснение, не думаю, что это как-то негативно влияет на ожидания инвесторов. Уникальные случаи происходят во многих странах.

Какая-то доля приватизации будет не совсем удачной. Возможно, инвестор будет нарушать свои обязательства. Значит, государство будет возвращать объекты. Где-то будут не исполнены инвестиционные договора. Главное, чтобы у этого было правовое объяснение. А не так, что нам не понравился покупатель, потому что он сейчас считается плохим или потому что кто-то сказал, что денег мало. Если есть понятное объяснения, есть уголовные дела или доказанные кейсы нарушений или неисполнение обязательств, государство не то, что может, оно обязано исполнять правила игры, которые изначально предъявлены.

Максим Нефьодов: "Сейчас номинационный комитет работает плохо" (фото Виталий Носач, РБК-Украина)

- Примерно год назад МЭРТ объявило о планах создать наблюдательные советы в пяти компаниях: "Укрэнерго", "Укргидроэнерго", "Укрпочта", аэропорт "Борисполь" и "Укрзализныця". Почему набсоветы еще не сформированы?

- Все эти компании находятся примерно на одной и той же стадии. Сейчас мы ищем формулу, чтобы эффективно работал номинационный комитет (межведомственный комитет при МЭРТ, который отбирает кандидатов на должности глав и членов набсоветов госкомпаний, - ред.), который должен выполнять главную роль, начиная от утверждения критериев к кандидатам, и заканчивая просмотром шорт-листа и рекомендацией Кабинету министров для назначения победителя.

Сейчас номинационный комитет работает плохо. Из прессы все могут сложить собственное мнение о конфликтах. В таком режиме этот отбор может идти долго. Затрудняюсь даже дать какой-то прогноз. Но мы пытаемся перезагрузить этот процесс, ведем переговоры со всеми сторонами, в том числе, и международными партнерами, которые там являются наблюдателями, и с участниками номинационного комитета с украинской стороны, чтобы противоречия и конфликты снять и двигаться вперед. Важным маркером будет перезагрузка набсовета "Нафтогаза". Если она произойдет успешно и без скандалов, если он начнет работать, будет гораздо больше взаимного доверия, чтобы двигаться по остальным компаниям.

- Что происходит с набсоветом "Нафтогаза"? Если я правильно понимаю, в набсовете остался только один представитель - Владимир Демчишин?

- Да. В настоящее время идет поиск кандидатов. Мы рассчитывали, что нам нужно будет заменить одного независимого члена набсовета. И этот процесс зашел далеко. Но теперь оказалось, что нужно заменить четырех (в апреле уволилась глава набсовета Юлия Ковалив, а в конце сентября-начале октября все три независимых директора, - ред.). Причем желательно сделать это одновременно. Иначе этот процесс будет выглядеть странно. Люди тоже хотели бы понимать, с кем они будут работать. Надеюсь, ближайшие пару месяцев этот процесс будет закончен, и набсовет будет перезапущен.

- То есть, в начале следующего года?

- Я бы очень хотел верить, что до конца этого года. Но, учитывая новогодние праздники, которые у иностранцев начинаются в декабре, а у нас продолжаются до января, давать гарантии сложно. Хотелось бы верить, что до конца года этот вопрос закроется. Ведь это создает не только общее недоверие и сложности. Даже с технической точки зрения "Нафтогазу" сложно функционировать. В результате, за набсовет должен принимать решения орган управления, в данном случае - Кабинет министров. Каждое решение рабочего характера Министерство экономического развития и торговли рассылает на согласование ведомствам, выносит на Кабмин, на заседании Кабмина голосуется.

- Владимир Демчишин остается членом набсовета, как представитель государства?

- Да. Еще нужно выбрать двоих представителей от государства и четырех независимых. Всего семь. Не исключаю, что в будущем состав набсовета может быть еще увеличен. Обычно состав набсовета пропорционален размеру бизнеса. Это люди, которые должны иметь экспертизу в разных сферах. Посмотрите на набсоветы Google, General Electric. Там не пять и не семь членов в набсоветах. Просто изначально предполагалось, что начинаем с количества, которое можно организовать. Найти много профессиональных членов набсовета нам тяжело. Поэтому стартовали с пяти. Это нормальный процесс. К сожалению, он совпал с увольнением независимых членов набсовета. Поэтому сейчас мы оказались в ситуации, когда нужно все перезапустить.

- Не проблема, что представитель государства в набсовете НАКа не является чиновником?

- Наоборот считаю, что это желаемая ситуация. Набсовет - это работа. У нас исторически набсовет воспринимался как некий надзирательный орган, куда надо вписать доверенных людей. Но это работа, и члены набсоветов должны этой работе по закону уделять минимум 90 дней в году. В набсоветах даже со стороны государства должны сидеть профессионалы, которые способны уделить этому много времени, которые разбираются в этой сфере и, как в случае с Демчишиным, получают за это деньги.

- Юлия Ковалив покинула должность главы набсовета в апреле, а скандал с независимыми членами произошел в сентябре. Больше четырех месяцев правительство не могло определиться с представителем от государства в набсовете. Почему так долго?

- Представитель от государства точно так же проходит через номинационный комитет. Поэтому нет принципиального отличия процедуры от назначения независимых членов. Если номинационный комитет не собирается и не хочет рассматривать эти кандидатуры, то …

- Почему не собирается, почему не хочет, если говорить конкретно о "Нафтогазе"?

- Номинационный комитет не собирался не на конкретный кейс по "Нафтогазу". Он не собирался с ноября прошлого года до июля, не собирался девять месяцев. Тут не вопрос конкретной позиции или конкретного человека. Наверное, общие проблемы работы механизма.

Мы надеемся, что сейчас процесс пойдет. Уже было одно заседание, где решили перезапустить конкурс по "Электротяжмашу". Мы изменили процедуру. Теперь мнение независимых членов отдельно будет направляться на рассмотрение Кабмина, а члены комитета с правом голоса будут принимать решение тайным голосованием, чтобы уменьшить риск политического давления внутри комитета.

Рассматриваем вопрос относительно того, что, возможно, имеет смысл уменьшить количество членов номинационного комитета, чтобы сделать его более управляемым. Но это палка о двух концах - уменьшаем количество членов, значит, теоретически увеличивает подконтрольность. Чем меньше людей, тем легче говорить, что они назначены кем-то или вступили в сговор. Увеличиваем - превращаем в некое менее управляемое собрание.

- В июле правительство утвердило финплан "Нафтогаза" с оговоркой Степана Кубива, что нужно пересчитать доходы и расходы госкомпании с учетом того, что цена на газ меняться не будет. "Нафтогаз" выполнил это поручение, пересчитал финплан?

- Пока не пересчитал. Но такое поручение "Нафтогазу" было дано.