Глава Нацбанка Кирилл Шевченко: С Коломойским даже никогда по телефону не говорили

– Расскажите об условиях вашего назначения. Как это происходило, кто сделал вам такое предложение? О чем вы говорили с президентом при назначении?

– Не секрет, что при выборе кандидата на главу Национального банка проводились консультации с банковским сектором. И с Национальным банком, и с государственными банками.

Я могу предполагать, что по результатам этого обсуждения, где называлась моя фамилия в качестве потенциального кандидата, у нас и состоялось общение с президентом.

– Вы знаете, кто вас рекомендовал?

– Я слышал много фамилий людей, которые меня рекомендовали. И этот список, слава Богу, не изменился и после назначения, как это часто бывает. Это действующие банкиры.

– О каких показателях вашей новой работы президент с вами говорил? Ставил какие-то задачи?

– В общении с президентом не было никаких задач. Не было такого, что он поставил задачу, о чем сильно популярно говорить – курс. Национальный банк должен и будет проводить независимую политику в рамках того мандата, который дан ему законом. А для президента важно, чтобы эта политика была эффективной, чтобы люди чувствовали ее результаты. Такой у нас был разговор с президентом.

– То есть KPI вам не выставляли?

– Я вам больше скажу, даже SLA не подписывали, если говорить в таких терминах.

– Ваша риторика во многом схожа с риторикой предыдущего руководителя Нацбанка. Речь о гибком курсе, отказе от прямого финансирования бюджета и т.д. И если смотреть на то, что вы уже публично заявляли, складывается впечатление, что вы сторонник той политики, которая была ранее в НБУ. Зачем тогда было президенту принимать отставку Якова Смолия и назначать вас?

– Это вопрос к президенту, точно не ко мне. Что касается риторики. Политики НБУ, которые касаются достижений макрофинансовой стабильности, действительно являются неизменными. Прежде всего, потому, что они обозначены в Конституции Украины и в законе о Национальном банке. Поэтому невозможно расширить или сузить эту сферу полномочий.

Почему? Потому что у нас есть еще 19 статья Конституции, которая говорит, что мы действуем исключительно на основании, в границах полномочий и в способ, предусмотренные законом.

К слову, это же касается и кадровой политики. Обновление персонала Национального банка является непрерывным процессом. Я вам скажу больше, в 2014-2019 годах, например, персональный состав правления и руководителей самостоятельных подразделений НБУ обновился примерно на 80%. Все кадровые изменения, произошедшие в последнее время как в составе правления, так и в структуре НБУ, происходили в соответствии с законом.

Еще раз хочу подчеркнуть: у нас сегодня есть цель – это оживление кредитования. И для меня это не просто красивая фраза. У нас за первое полугодие 2020 года гривневый корпоративный портфель банков сократился на 7% год к году, а валютный почти на 9%. Главная причина – возврат кредитов крупными компаниями, ведь на фоне коронакризиса потребность в оборотных средствах снизилась.

Но за последние месяц-полтора у нас уже появились, наконец, признаки оживления. В июле немного подрос корпоративный портфель. С начала июля прирост гривневых кредитов предпринимателям составил +1,5%, физлицам – 0,4%.

Также очень позитивная динамика по ипотеке – объемы выдач в июле существенно превысили докризисные показатели. Частично это эффект отложенного спроса, но и без этого фактора ипотечное кредитование оживает.

– Вместе с этим растет и доля "плохих" кредитов в портфелях банков, именно с момента карантина. И есть проблема с тем, что по потребительским кредитам власти, по сути, позволили не платить.

– Вы правы, такое влияние есть на рост "плохих" кредитов в сегменте потребительского кредитования. Оно вызвано тем, что банкам не дали право взыскивать штрафы на этот период. Но законная обязанность платить по собственным обязательствам никуда не делась.

Платить по долгам придется, сегодня, завтра. И на этот период заемщики не освобождены от оплаты по телу кредита и процентам. Но да, сейчас нельзя начислять никакие виды штрафов и пени. Я считаю, что это справедливое решение.

Взять и отменить коронакризис нельзя. Но у нас есть целый пакет "антиковидных" мер. Он включает в себя новые подходы к рисковым активам в условиях COVID и позволяет банкам быть гибкими в части реструктуризации кредитов бизнесу и населения.

– Я слышал историю, что одной из причин отставки вашего предшественника было то, что он не сильно горел желанием помогать в выполнении президентских программ по кредитованию. Это правда?

– Не знаю, мне об этом ничего не известно.

– А вы с президентом проговаривали то, что он взял на себя ответственность за ту же программу по ипотечному кредитованию и что Национальный банк должен как-то более активно включаться в этот процесс?

– Национальный банк был активным участником при разработке программы "5-7-9", которая сейчас достаточно хорошо работает (речь о госпрограмме кредитования бизнеса, – ред.). Национальный банк был и будет участником разработки любых программ кредитования, включая ипотеку. Приоритет по ипотеке, поставленный президентом, имеет ряд экономических обоснований.

Почему мы говорим об ипотеке? Для меня это тоже одна из любимых тем, ведь я когда-то был руководителем Государственного ипотечного учреждения. Когда мы говорим об ипотеке, первое, чего я сторонник – любые стимулирующие программы должны касаться рынка "первички".

Почему? Потому что рынок "первички" – это прямое влияние на ВВП, это рабочие места, и что немаловажно – уровень локализации в первичном жилищном строительстве очень высок. В зависимости от класса отделки, он может достигать 90%. У нас не так много отраслей с таким высоким уровнем локализации.

Кроме рабочих мест, это обеспечивает еще и прирост ВВП. По разным подсчетам, одна гривна, направленная в жилищное строительство, может давать кратную отдачу в показателях роста экономики. Потому Национальный банк настроен принимать участие в разработке качественных программ, связанных с ипотечным кредитованием.

– Такой момент, как защита прав кредитора, если мы говорим об ипотеке. Есть, скажем, законодательное ограничение по поводу отчуждения квартир, в которых прописаны несовершеннолетние. И я так понимаю, что это один из моментов, которые сдерживают банки от активного участия в ипотеке.

– Есть ряд моментов, которые сдерживают банки. Первый большой сдерживающий фактор – это мораторий на взыскание валютных кредитов. Президент наложил вето, направив закон со своими замечаниями в Верховную раду. И банковская система ему за это, я думаю, очень благодарна.

Конкретно по этому ограничению, о котором вы говорите. Министерством юстиции были внесены ограничения по ряду инструкций. И после этого такая проблема осталась, но только для тех кредитов, которые были выданы банками до изменений Минюста. Проблема, как прописка несовершеннолетних детей с целью уклонения от взыскания, была, она горячо обсуждалась, но на уровне подзаконного акта эта проблема решена.

Есть и другие сдерживающие факторы. Рынок первичного жилья недостаточно прозрачный. Некоторые застройщики используют схемы, которые могут приводить к тому, что жильцы в конечном итоге не получают свое жилье. Схемы финансирования непрозрачные. В целом нужно работать по детенизации этого рынка.

– Госбанки начали активно снижать ставки по той же ипотеке, некоторые предлагают меньше 10%. Как вы считаете, тренд на снижение ставок в целом будет сохраняться? Госбанки задали этот тренд. Как остальной рынок отреагирует?

– Мы считаем, что снижение нашей учетной ставки до 6% еще не полностью отразилось в ставках по депозитам, там еще есть запас. Поэтому вслед за снижением ставок по депозитам ожидается и снижение ставок по кредитам.

То, что этот тренд задали госбанки – это хорошо, потому что госбанки представляют собой 60% банковской системы. Я не говорю, что хорошо, что они представляют 60%. Хорошо то, что крупнейшая часть банковской системы задала такой тренд. Еще в декабре стоимость ипотеки составляла 19-20%, а сегодня госбанки уже предлагают программы меньше 10%, отдельные частные банки под 12-13%.

Я уверен, что тренд будет сохраняться. Если Национальный банк будет поддерживать, то ставки будут снижаться, и для населения, и для юридических лиц.

Более того, у нас средняя ставка по кредитам сегодня для юридических лиц составляет 11% годовых в гривне. Такая ставка доступна качественным заемщикам. Это уже то, чего достигла банковская система. Для населения, к сожалению, ставка значительно выше в сегменте потребительских кредитов.

– Если говорить о программе МВФ, что из обозначенного Фондом вы планируете реализовать? На каком этапе находится вопрос с проблемными активами в госбанках?

– Мы находимся в программе МВФ. То, что касается Национального банка и программы по NPL (проблемным кредитам, – ред.), такая программа была уже утверждена Советом финансовой стабильности, она существует.

Я уже начал встречи с наблюдательными советами государственных банков по поводу выполнения этой программы по снижению NPL. Этот структурный маяк выполнен и мы двигаемся дальше.

– Будет обсуждаться создание отдельного агентства по управлению проблемными активами?

– Мы уже настолько много и долго обсуждали этот вопрос, что за это время "плохие" кредиты банков зарезервировали более чем на 90%. То есть фактически весь этот риск уже покрыт резервами и капиталом. Поэтому они не несут угрозы для платежеспособности банков. Фактически, что сейчас нужно – работать с заемщиками для любого способа урегулирования.

Весной появился еще один инструмент урегулирования у государственных банков – постановление Кабмина, которое дало возможность и описало механизм работы государственных банков с долгами, в случае, если возникает дисконт при продаже.

В чем была основная особенность, почему банки негосударственного сектора быстро избавились от груза плохих активов? Потому что они были вольны принимать решения о продаже долга с дисконтом. У них, естественно, были свои внутренние процедуры, но частные акционеры принимали решение, как продавать долг с дисконтом.

Почему основная проблема скопилась в государственных банках? Госбанки законодательно были лишены такой возможности. Для них принятие решения о продаже долга с дисконтом было равнозначно походу в прокуратуру. И правительство приняло решение и описало механизм, как государственные банки теперь могут задействовать механизм продажи долга с дисконтом.

Поэтому создание какой-то отдельной структуры, как "плохой" банк, агентство и т.д. уже не к времени и не к месту. Если и создавать такую структуру, то это нужно было делать на старте проблемы, а не тогда, когда почти 90% кредитов зарезервированы.

– Если говорить о залоговом имуществе, под которое брались кредиты и потом не обслуживались. Почему сейчас Фонд гарантирования вкладов продает его очень дешево с огромным дисконтом? Изначально "раздувалась" цена активов или есть другая причина?

– У Фонда гарантирования вкладов есть своя технология продажи. Она не одинаковая с технологией продажи, которая есть у банков. Очень многие банки попали в Фонд гарантирования вкладов, когда активы, которые у них оставались, были достаточно низкого качества.

Фонд гарантирования работает через систему аукционов. Как по мне, это хорошая, прозрачная система. Мне сложно оценить – дешево это или дорого. Но система есть, она прозрачная, выстроенная. И в случае ее урегулирования можно было бы ожидать большей активности в торгах.

Сегодня Фонд отслеживает эти ситуации, но все равно бывшие собственники банков пытаются эти активы выкупать через какие-то фронтирующие компании. Я не говорю, что это удается. Но то, что такие попытки есть – не секрет ни для кого. Фонд именно по этим причинам периодически отменяет торги. Урегулирование этой проблемы в законодательном поле могло бы, наверное, добавить ликвидности этим активам.

– Политики долго упрекали Нацбанк в чрезмерном сдерживании курса гривны, что ей дали сильно укрепиться в 2019 году. Основания для критики были?

– Волатильность, безусловно, была. Сначала гривна в прошлом году укрепилась с 28 до 23,5 гривен/доллар, а в этом вернулась на фактически изначальный уровень, на котором она была.

Курс плавающий, а значит, отражает спрос и предложение на рынке. В прошлом году был достаточно большой приток валюты в страну, предложение превышало спрос, и гривна укреплялась. И это нормально для рынка – гривна должна не только девальвировать, но и укрепляться.

И в обоих случаях будут свои победители, и свои проигравшие. Экспортерам ревальвация всегда менее выгодна, а импортерам и потребителям – более выгодна. То есть плавающий курс всегда будет кого-то не устраивать.

Однако вопрос приемлемой курсовой волатильности можно обсуждать. Говорить о том, что такая волатильность, как была с начала прошлого года, является нормальным для рынка нашей страны, было бы неправильно.

– Нацбанк сохранит предыдущую практику работы на межбанке – только выкуп излишков и балансировка спроса и предложения? В этом плане ничего меняться не будет?

– Плавающее курсообразование сохраняется. Ключевые принципы работы НБУ на межбанке тоже. Мы будем сглаживать излишние колебания курса, как в одну, так и в другую сторону. Это то, что касается стратегии.

Нам еще часто задают вопросы, будем ли мы публиковать точные критерии, по которым НБУ определяет, когда ему нужно выходить на рынок с интервенциями. Я говорил и еще раз хочу сказать: нет, эти критерии публиковать не будем, так как они только развяжут руки для валютных спекуляций.

Если участники рынка будут наперед знать, когда НБУ выходит на рынок, они будут использовать это для получения спекулятивных доходов. Экономика от этого ничего не выиграет.

– Вы согласитесь, что политические заявления имеют влияние на валютный рынок? Например, когда президент говорит о том, что курс должен быть около 30 гривен/доллар, поскольку так заложено в госбюджете. Не говорю конкретно про это, но подобные заявления влияют на девальвационные ожидания и настроения бизнеса и населения?

– Я внимательно отслеживаю заявления политиков относительно курса. Президент не говорил, что нам нужно стремиться к курсу 30 гривен за доллар. Он сказал, что в законе о госбюджете заложен курс 30, а текущий курс ниже. Это то, что сказал президент.

Когда формировался бюджет 2020 года, туда были заложены эти показатели по курсу на основании макропрогноза, сделанного еще в 2018 году, потом его в 2019 году обновили. Президент оперировал цифрами, заложенными в законе о бюджете, но не более того.

– Давайте отойдем от этой конкретной ситуации. Вы, будучи руководителем госбанка, видели, что на валютном рынке происходят всплески спроса из-за резких и неудачных заявлений первых лиц страны касательно курса гривны?

– В курсовой политике есть фактор ожиданий. И любые заявления, тут вы правы, влияют на настроения. Но для этого у нас и есть политика плавающего курса. В прошлом месяце мы продавали валюту, чтобы сглаживать колебания, а в августе уже наоборот покупаем излишки валюты с рынка в резервы. Кстати, с начала года у нас положительное сальдо интервенций более 800 млн долларов США.

– Позвольте уточнить насчет МВФ. Предварительно пересмотр программы ожидался в сентябре. Есть понимание по времени, когда это произойдет?

– Сейчас отпускной сезон. Точные даты будут понятны ближе к концу августа.

– Второй транш по программе МВФ в этом году ожидаете?

– На данный момент наш свежий макропрогноз построен на предположении, что второму траншу в этом году быть. Вместе с правительством мы сфокусировались на выполнении положений Меморандума.

Я считаю, что в настоящее время мы успешно движемся по выполнению положений Меморандума, в частности структурных маяков. Мы находимся в постоянном диалоге как с МВФ, так и с нашими другими международными партнерами. Считаю, что продолжение позитивной динамики сотрудничества станет залогом для получения следующих траншей в течение текущего года.

– На каком этапе вопрос приватизации госбанков, который также обсуждается с МВФ?

– Если говорить о приватизации и корпоративном управлении в госбанках, у меня есть свой личный опыт, как это нужно делать. На своем предыдущем месте работы в "Укргазбанке" независимые директора в набсовете появились в 2015 году, когда ни в одном законодательном акте о них не было даже упоминания. Я твердый сторонник, что этот путь приводит госбанки к успеху. Сегодня по-прежнему ближе всех к частичной приватизации "Укргазбанк" в сделке с IFC.

Мы продолжаем работу – в меморандуме с МВФ есть обязательство Украины по выполнению условия для вхождения ЕБРР в капитал "Ощадбанка". Но там предстоит еще много работы. Для того чтобы эта работа переросла в практическую плоскость, банк должен получить председателя правления.

В "Укрэксимбанке" сформирована хорошая команда и на уровне набсовета, и на уровне правления. Сейчас будет дорабатываться стратегия развития госбанков, но в целом она остается прежней – мы будем поддерживать дальнейшую приватизацию госбанков. 60% доли государства на рынке не является нормальным. Это доля – следствие кризиса, но для нашей банковской системы она слишком велика.

У нас есть очень интересная ситуация, которая касается развития корпоративного управления. Если мы с вами посмотрим на государственные банки и на их финансовый показатель, то банки с более развитой культурой корпоративного управления демонстрируют лучшие результаты, это объективно.

Для меня, когда я говорил про свои приоритеты, – развитие и продолжение реформы корпоративного управления равняется качественной структуре активов и прибыльности работы государственных банков. Это очень важный элемент на пути к дальнейшей приватизации. Без прозрачной системы управления инвесторы не приходят.

– Вы здесь видите политические риски, учитывая то, насколько реформа корпоративного управления подвергалась критике со стороны политиков? Особенно относительно иностранцев в набсоветах и независимых директоров.

– Я видел перечень законопроектов, которые посвящены именно этой теме. Это совершенно нормально. Почему? Точно такие же дискуссии идут во многих странах.

Поэтому я и говорю, что это вполне нормально. У политиков всегда будет на этот вопрос своя точка зрения. Это риск, с которым нужно считаться. Эта риторика была, она никуда не девается. Только это точно не меняет курс ни правительства, ни Нацбанка по части реформы корпоративного управления.

Ведь, что такое на самом деле корпоративное управление? Это вопрос наличия безупречной деловой репутации у членов набсоветов, их высокого профессионализма и возможности принимать независимые решения.

– Какой будет ваша политика касательно поддержки или неподдержки позиции бывшего руководство Нацбанка, связанной с судебными процессами вокруг национализации "ПриватБанка"?

– Национальный банк продолжит защищать законность решений государства о национализации. Мы поддерживаем ту же политику, которая и была. Вместе с тем, мы направили соответствующие документы в Конституционный суд Украины касательно рассмотрения банковского закона (так называемый "антиколомойский закон", – ред.). Ревизия решений задним числом для меня неприемлема. Потому мы поддерживаем ту же политику в этом вопросе.

– В связи с этим вопрос: какие у вас отношения с Игорем Коломойским?

– Мы с ним не знакомы. Даже никогда по телефону не говорили.

– Перед вашим назначением сложно было не заметить, как депутаты, которых принято считать связанными с Коломойским, много вас критиковали. С чем вы связываете их активность в отношении вас?

– Можете спросить у них. Я не готов комментировать их мотивы.

– Вас эта критика удивила или была ожидаемой?

– Когда я принимал решение о карьерной перспективе в Национальном банке, много думал об уровне давления, которое придется испытывать. Не могу сказать, что я к давлению не привык. Любой банкир, глава большого банка имеет в этом опыт. И я принял для себя решение, еще до того, как возглавил НБУ, что такое давление будет и что я к нему готов.

А то, о чем вы спрашиваете… У них такая работа, они политики. И я не исключаю, что это давление будет и в дальнейшем. И это могут быть любые депутаты, связанные с кем угодно. К сожалению или к счастью, но это неотъемлемая часть моей работы, и я это понимаю.

– Еще уточнение насчет "ПриватБанка". Насколько мне известно, оттуда уходят люди из топ-менеджмента, которые отвечают за бизнес-направление и технологический сектор. Это специальная политика, чтобы уменьшить долю "Привата" на рынке, или так совпало?

– Насколько я знаю, из правления ушел один человек. Из топ-менеджмента, может быть, больше. К сожалению, эта ситуация связана с ограничениями по заработной плате, которые действуют с апреля. И, безусловно, это влияет на специалистов. Насколько знаю, в этом нет политики, в этом есть обыкновенное желание людей зарабатывать адекватные деньги.

– Уменьшать долю "Привата" нет такой задачи?

– "Приват" на сегодняшний день – крупнейший банк страны. Он работает в пределах своей бизнес модели. У акционера нет задачи уменьшить долю конкретного госбанка на рынке. Есть план по общему снижению доли государства в банковском секторе.

– Годовая инфляция по июлю была 2,4%, что гораздо ниже цели НБУ – 5%(±1%). Финансовые аналитики последние месяцы говорят о том, что, возможно, стоит изучить сценарий пересмотра цели, тем самым дав рынку сигнал о большей ценовой стабильности. Рассматривает ли правление НБУ вариант пересмотра цели по инфляции? На какой период и до какого уровня?

– Среднесрочная цель по инфляции у нас 5% (±1%) и она прописана в меморандуме сотрудничества с МВФ. Ситуация с инфляцией действительно стала в последнее время широко обсуждаемой. Инфляция в годовом измерении составила 2,4%. В июле у нас была дефляция -0,6%, что достаточно естественно для летних месяцев. В августе никаких инфляционных сплесков не ожидается.

Практика центральных банков говорит о том, что инфляционные цели часто не меняются. То есть нужен продолжительный период, чтобы "заякорить" инфляционные ожидания населения и бизнеса на уровне этой цели. Если предприятия и граждане видят, что центральный банк ставит себе цель и исправно ее выполняет, то это рождает доверие к его политике, доверие к национальной валюте, дает возможность снижать стоимость денег в экономике.

Если же часто менять цели и редко их достигать, то это не способствует доверию к экономической политике государства и мешает развитию экономики. Поэтому речь не идет о том, чтобы изменить уже сегодня инфляционную цель Национального банка. Сейчас же вопрос стоит о том, чтобы привести инфляцию обратно к цели.

Кстати, сейчас очень популярная тема – обсуждать влияние поднятия минимальной заработной платы на инфляцию. Но, скажу вам, что повышение зарплаты с 4700 до 5 тысяч гривен практически не отразится на общем уровне инфляции.

– Куда интереснее следующий год, когда минимальная зарплата повысится до 6,5 тысяч гривен.

– Это дискуссионный вопрос. Сейчас из-за общего низкого спроса в условиях коронакризиса этот эффект на цены будет существенно меньшим, чем в 2017 году. Уровень сбережений населения снизился, а предприятия пока сохраняют достаточно пессимистичные ожидания и не прогнозируют роста продаж.

В то же время повышение минималки поддержит внутренний спрос, а, соответственно, и экономику на этапе восстановления.

Есть еще один очень важный показатель, я о нем вскользь говорил – коэффициент сбережений населения. Начиная с 2019 года, и ситуация с коронавирусом очень ускорила этот процесс, мы имеем отрицательный показатель накоплений населения.

– Уровень сбережений населения снизился – то есть люди "проедают" сбережения.

– Да, это означает, если говорить простым языком, что из доходов люди не откладывают, а наоборот "проедают" старые накопления. Здесь мы, как Национальный банк, как государственный орган в специальном статусе не можем игнорировать этот тренд.

Наша задача – и мы будем ее выполнять – если будет влияние на инфляцию, сглаживать его монетарными методами. Поверьте, я за последние две недели увидел массу исследований на эту тему, совершенно разных. Некоторые говорят, что совершенно нет влияния на инфляцию, когда повышение идет за счет фискальных механизмов. Я с этим не согласен, но такое повышение не дает существенного прямого эффекта на инфляцию.

– Если вспомнить 2017 год, когда минимальную зарплату повышали в два раза, все-таки влияние было.

– Да, потому что в 2017 году имели место два фактора – активизация потребительского кредитования и мы сильно догоняли. Вспомните, что было. Если в 2016 году соотношение минимальной и средней зарплаты в экономике составляло только 30%, то в 2017 году, после повышения минимальной зарплаты с 1600 до 3200 гривен, оно возросло до 45%.

В 2019 году это соотношение снизилось до уровня менее 40%, а запланированное повышение позволит его выровнять до 45%. Для сравнения – во многих европейских странах соотношение минимальной и средней зарплаты составляет 45-55%. К примеру, речь об Албании, Венгрии, Хорватии, Польше, Чехии, странах Балтии.

– Вы сказали, что люди практически "проедают" свои сбережения. Сейчас нельзя говорить о том, что потребительский спрос разгонит экономику и не даст ей сильно упасть? То есть экономический драйвер в виде внутреннего потребления, который был у нас последние годы, теперь может просто не сработать, поскольку не из чего, нет запасов?

– Уже есть некоторые признаки оживления потребления. К примеру возобновился рост регистраций новых авто, растет количество регистраций "ФОП" (с укр. фізична особа-підприємець, – ред.), остановился рост числа безработных.

Это первые позитивные сигналы. Мы сейчас еще смотрим на исследования, которые касаются соотношения запрошенных рабочих мест работодателями и предложения на рынке труда. Оно пока еще не выровнялось до докарантинного уровня, но, я думаю, что это следующий этап.

Самое большее опасение – это вторая волна COVID-19. Тут мы в одинаковых условиях со всем миром. Будет ли вторая волна, какая? Вот это то, что больше всего может влиять на наши прогнозы.

– Много было опасений, что с новым главой Нацбанка начнется эмиссия. И один из каналов эмиссии – это, прежде всего, рефинансирование госбанков. Когда получив рефинансирование, они будут помогать Минфину, выкупая облигации госзайма.

– Это опасение сбылось?

– Пока нет.

– Все аукционы Министерство финансов в это время проводило. Национальный банк все аукционы, согласно нашим заявленным графикам, проводил. Ни на день мы не поменяли график. То есть мы проводили все аукционы – и долгосрочные поддержки ликвидности, и краткосрочные. Так оно дальше и будет работать. То есть это опасение не сбывалось и давайте мы об этом опасении забудем уже.

– Нацбанк ранее предложил банкам "длинный" рефинанс – до 5 лет. Возможно, сейчас еще какие-то инструменты обсуждаете?

– Мы запустили и долгосрочное рефинансирование и такой инструмент как процентный своп, который позволяет банкам снижать собственные процентные риски. Также будем расширять перечень залогов, которые принимаем по кредитам рефинансирования. К примеру, будем брать в залог не только ОВГЗ, но и муниципальные облигации. Cейчас это решение финализируется.

У нас нет цели по сумме рефинансирования. Равно как нет и целевого назначения рефинансирования. Но у нас есть в планах расширение инструментов, которые могут использоваться в качестве залога по рефинансированию.

Другое дело, что у банков сейчас избыточная ликвидность. Ее достаточно не только для выполнения всех клиентских платежей и обязательств перед вкладчиками, но и для инвестиций в различные инструменты. Поэтому критической потребности в рефинансировании у банков нет.

И здесь, чтобы подтолкнуть банки к кредитованию, чтобы стимулировать их спрос на кредиты рефинансирования, нужно снова возвращаться к таким глобальным вопросам как снижение уровня теневой экономики, судебная реформа, усиление защиты прав кредиторов.

– В начале разговора вы сказали, что президент не ставил вам никаких задач. Какие вы сами себе ставите? Чтобы не забегать сильно вперед, скажем, на ближайший год?

– Я разделю ответ на две части. Есть вещи, которые нам нужно сохранить, а есть вещи, которые нам нужно улучшить или приумножить. Так вот сохранить мы должны макрофинансовую стабильность. В ущерб ней мы ничего делать не будем. Умеренная инфляция, надежная банковская система и продолжение сотрудничества с международными партнерами – безусловные приоритеты для нас.

В то же время нам нужно по-настоящему оживить кредитование, не за счет потребительских займов, а за счет ипотеки и кредитов бизнеса. Кроме этого, необходимо сдвинуть с места процесс расчистки плохих активов в банковской системе и высвободить для банков дополнительный ресурс, который они смогут направить на поддержку экономики.