Уже в ближайшие дни Киев посетит миссия Международного валютного фонда, чтобы оценить прогресс в реформах либо же, если придется, констатировать их отсутствие. От вердикта МВФ - основного кредитора Украины - отчасти зависит и курсовая стабильность, и возможность правительства погашать долги и, по большому счету, политические перспективы власти. О том, как будет развиваться экономика, кредитной политике банков, о вероятности новых ценовых шоков и стабильности украинской валюты в интервью РБК-Украина рассказал заместитель главы Национального банка Украины Дмитрий Сологуб.
– НБУ два квартала подряд пересматривает прогноз роста экономики на 2017 год в сторону замедления. В июле прогноз роста ВВП снизили до 1,6% с 1,9%. Чем вызваны эти решения?
– На момент публикации отчета за второй квартал мы еще не видели финальных данных. Видели месячные темпы роста отраслей, промышленного производства и т.д. По этим данным и по данным Госстата за первый квартал, где были незначительные темпы роста сектора услуг, видно, что рост экономики не такой уж значительный. Плюс повлияла ситуация с блокадой на Донбассе.
По второму кварталу ситуация лучше. Если не считать июль. Здесь сработал статистический эффект. В прошлом году, если помните, в июне было заблокировано железнодорожное сообщение на Востоке Украины. Из-за чего произошло падение по отраслям. И потом, уже в июле, когда железная дорога начала работать, темпы роста ускорились – и грузооборота, и металлургии, и добывающей промышленности. Соответственно, это создало статистическую базу для июля этого года.
Пока не могу сказать, будем ли мы пересматривать прогноз темпа роста в октябре.
– В инфляционном отчете Нацбанка за июль сказано, что движущей силой экономического роста в последующие годы будет внутреннее потребление. Откуда у населения резервы, чтобы тратить?
– В первом квартале этого года внутреннее потребление показало рост. Думаю, это эффект от того, что, с одной стороны, вдвое выросла минимальная зарплата, с другой, улучшились потребительские настроения. Люди понимают, что экономика потихоньку выходит из пике, они принимают решения относительно покупки товаров длительного пользования, к примеру, предметов домашнего быта. Эта категория товаров в первом квартале имела наибольшие темпы прироста.
Что касается следующих лет. Мы не ожидаем существенного стимула со стороны фискальной политики. Ведь есть параметры программы МВФ, которые нужно соблюдать. Тем не менее, мы понимаем, что то же осовременивание пенсий в рамках пенсионной реформы и какие-то другие моменты в предвыборный год будут стимулировать рост потребления.
– Поднятие минимальной зарплаты – это один из факторов увеличения потребления? Есть мнение, что это только вывод из "тени" части фонда оплаты труда.
– Ситуация смешанная. В какой-то степени поднятие минимальной зарплаты стимулировало рост потребления. Но, вместе с тем, произошла и де-факто детенизация, когда те, кто платили зарплату "в серую" или "в черную" на самом деле не повышали зарплату, а просто переводили ее часть "в белую". Конечно, это не приводило к реальному росту потребления. Это, скорее, приводило к росту бюджетных поступлений. И мы это видим по поступлениям в Пенсионный фонд.
– Вы оставили без изменений прогноз по инфляции – 9,1% на конец года. Какие риски вы видите для этого прогноза?
– Инфляция идет выше прогнозной траектории в этом году. Этот эффект начался ближе к лету. Но рост инфляции сконцентрирован в четырех товарных группах. На них приходится где-то 40% всего роста индекса потребительских цен. Если же смотреть на структуру корзины, то доля этих четырех групп в ней составляет меньше 20%.
Во-первых, в июле в годовом выражении цены на овощи выросли более чем на 40%, в связи с неблагоприятными погодными условиями. Кроме того, Госстат изменил методологию учета цен высокосезонных товаров, что также сказалось на индексе инфляции, хотя это и не отрицает тот факт, что цены действительно выросли.
Вторая группа– подакцизные товары, в частности, табачные изделия. Цены на них выросли на 43% в июле в годовом выражении. Причины две – изменение системы дистрибуции на рынке и увеличение ставок акцизов. Из роста 43% примерно половина пришлась на повышение акциза, а половина – на изменение структуры рынка. Эти факторы находятся за пределами влияния монетарной политики Национального банка.
Еще две группы товаров, подорожание которых привело к ускорению инфляции, – мясомолочные продукты. Рост цен на них, в первую очередь, объясняется тем, что Украина начала активнее завоевывать мировые рынки, и в тоже время, в краткосрочном периоде вырос внутренний спрос. Это влияет на внутреннее предложение.
Недавно мы смотрели финотчетность за полгода одной крупной компании-производителя и экспортера курятины. У них рост экспорта составил более 40% в годовом выражении, а роста производства не было. Это значит, что при росте спроса как внутри страны, так и снаружи, роста предложения не произошло, что нашло отражение в цене на продукцию. При этом, на мировом рынке цены на мясомолочную продукцию растут. Изначально у нас цены были немного ниже мировых, и сейчас происходит выравнивание цен. С одной стороны, это негативно влияет на внутреннюю инфляцию, с другой – позитивно отражается на экспорте и, соответственно, положительно влияет на динамику обменного курса.
– В августе резко подорожал сжиженный газ. Это будет иметь влияние на инфляцию?
– Доля сжиженного газа в нашем индексе потребительских цен 0,23%. Если даже цена выросла на 50%, простая арифметическая операция показывает, что вклад в инфляцию составляет 0,1 п.п. Шума много, но реального влияния нет.
Дискуссия со сжиженным газом показывает, что один из факторов, который влияет на эффективность политики инфляционного таргетирования – это значительная монополизация и олигополизация экономики, недостаточная конкуренция на отдельно взятых рынках. И это – структурная проблема украинской экономики.,.
– Правительство консультируется с Нацбанком, прежде чем принять такие решения, как повышение минимальной зарплаты и пенсий, чтобы понять, какой эффект они могут оказать на цены и обменный курс?
– У НБУ и Кабинета министров есть формальная площадка, где эти вещи обсуждаются – Совет финансовой стабильности. Помимо этого, хватает неформальных консультаций. Конечно, мы координируем свои действия, хотя не помешало бы определенное усовершенствование наших межведомственных коммуникаций. Но еще больше улучшению координации монетарной и фискальной политик, и обеспечению ценовой стабильности, способствует переход к стратегии бюджетного планирования на три года.
Если такое среднесрочное планирование заработает, будет более-менее понятно, куда направлена фискальная политика правительства, как будут меняться ставки налогов и акцизов, как будет происходить управление ликвидностью. Это может помочь исправить традиционную проблему конца года, когда распорядители бюджетных средств хотят использовать ресурс по максимуму.
– Вы о том, что в конце года правительство традиционно "вбрасывает" миллиарды на соцвыплаты, погашение задолженности по зарплатам, пенсии и прочие расходы из-за чего растут цены и обменный курс? В этом году будет так же?
– Посмотрим. Мы видим уже сейчас, что ситуация понемногу меняется. К примеру, Министерство здравоохранения, работая с международными компаниями для закупки лекарств, в прошлом году в декабре массово бросилось покупать валюту. В этом году мы с ними работали и видим, что они уже осуществляют закупки, не откладывая их на конец года.
Плюс, в конце года компании получают возврат НДС и часто используют эту гривну для покупки валюты и выплат по кредитам в инвалюте.
Мы просим Министерство финансов и Госказначейство, чтобы они планировали свои расходы таким образом, чтобы ликвидность выходила на рынок равномерно. Не скажу, что меня ситуация, которая есть сейчас, устраивает на 100%. Мы видим сейчас достаточно большие остатки средств на казначейском счету правительства – около 60 млрд грн. Но будем разговаривать и просить, чтобы подход к графику расходования этих средств менялся.
Это не то, что министр финансов нажал кнопку в последний день года. Это сотни или тысячи бюджетных распорядителей, которые привыкли жить так, что если дали денег, то их нужно быстро потратить. Плюс, не надо забывать что у нас происходит существенная децентрализация. С одной стороны, это правильно, так как местные громады получают больше возможностей влиять на экономические и политические процессы в стране. С другой стороны, в результате фискальной децентрализации, местные бюджеты получили большой дополнительный финансовый ресурс, но пока не до конца понимают, как им правильно распоряжаться. И это создает проблемы с ритмичностью расходов, особенно в конце бюджетного года.
– Прошлогодние риски все-таки сохраняются?
– Нужно помнить, что в конце прошлого года была ситуация с ПриватБанком. В этом году мы рассчитываем на более адекватный менеджмент ликвидности и отсутствие эффекта Привата, что должно обезопасить нас от скачков курса.
Плюс в прошлом году Нацбанк не мог перечислить в госбюджет свою прибыль. В этом году перечисление идет по графику.
– Есть еще один пример. Перед Днем независимости Госказначейство возместило НДС в один день сразу более чем на 7,2 млрд гривен…
– НДС – это интересный пример. Мы с Минфином это обсуждали. И тут две стороны. Во-первых, компании ждут до последнего, чтобы подать заявку на возмещение, а, во-вторых, налоговая до последнего проверяет. Но ситуация в этом году все равно стала лучше. Раньше в течение месяца НДС не возмещался, а потом "выплескивался" резко в один момент. Сейчас мы видим, что в течение первой половины месяца идет возмещение в небольших объемах, к концу месяца объемы нарастают, но выплаты уже не происходят в один день.
Мы рассчитываем, что будет равномерное распределение возмещения налога в течение месяца. Мы и Минфину, и премьер-министру показывали, что у нас четкая корреляция между объемом возмещения НДС и динамикой валютного рынка.
– … на следующий день после возмещения 7,2 млрд грн курс доллара вырос, гривна "проиграла" 10 копеек.
– Потом выиграла 10 копеек. Сегодня вот опять потеряла. Не стоит гиперболизировать поведение валютного рынка. Мы видим, что рынок начал жить своей жизнью. Когда происходит движение на 10 копеек, рынок сам начинает двигаться. Участники рынка понимают, раз гривна выросла, значит, время продать, гривна упала – время купить. Чтобы рынок мог так саморегулироваться мы и отменяем постепенно административные ограничения. Это делает его более ликвидным, у банков появляется возможность за счет позиции отрегулировать движение рынка.
– Раз уж мы заговорили о курсе гривны. В летние месяцы было укрепление национальной валюты. Осенью эта тенденция сохранится? Какой ваш прогноз?
– Мы традиционно прогнозы не раскрываем. Режим обменного курса – плавающий. Прогнозы – это не цели. Мне даже смешно читать, когда пишут, что курс обязательно будет таким, какой заложен в госбюджете. Если взять и проанализировать за десять лет курс, который был заложен в бюджет и который получился по факту, он почти никогда не совпадал.
Плавающий курс в какой-то степени позволяет рынку иметь больше ликвидности и больший арбитраж. Раньше, как вы помните, если было девальвационное давление, все начинали бежать в одну сторону. Теперь одни бегут в одну сторону, если им нужно купить валюту, а кто-то в другую – кому нужно ее продать. Так находится равновесие, но этот процесс требует времени.
В этом году одним из факторов стабильной ситуации на валютном рынке является улучшение внешней конъюнктуры, как в плане цены, так и с точки зрения спроса. По пшенице и кукурузе у нас вырос объем экспорта, а цены остались примерно неизменными. По металлургии обратная ситуация – объемы упали из-за блокады на Донбассе, но сильно выросли цены.
– С 2015 года, когда гривна сильно девальвировала, Нацбанк не делает публичных прогнозов относительно курса гривны.
– Не помню, чтобы Национальный банк и раньше прямо так давал прогнозы…
– По крайней мере, публичные заявления от главы НБУ были.
– При де-факто фиксированном курсе это было возможно – Нацбанк знал наперед, какой курс ставить. При плавающем курсе его динамику определяет не Нацбанк, а рынок, и мы не должны ему в этом мешать публичными заявлениями с прогнозами.
– Но НБУ готовит прогноз обменного курса для Минэкономразвития…
– В Бюджетном кодексе и в законе о Национальном банке написано, что НБУ предоставляет правительству прогнозы монетарных показателей, в том числе, и обменный курс. Но в то же время, что касается курса, который используется в бюджете, МЭРТ и правительство вольны использовать свой курс, а не курс НБУ.
– В макропрогнозах Нацбанка одно из ключевых допущений – это продолжение сотрудничества Украины с МВФ. Есть ли у НБУ негативные сценарии на случай, если по какой-то причине программа расширенного финансирования прекратится и кредитов больше не будет?
– Конечно, такой сценарий есть. Когда на монетарном комитете мы обсуждаем макропрогнозы, помимо базового сценария мы рассматриваем четыре-пять и даже шесть альтернативных сценариев, как положительных, так и отрицательных. И все сценарии мы обновляем каждый квартал.
Последние три года в Нацбанке мы пытались добиться консистентности, преемственности и фундаментальности принятия решений. Чтобы не было такого, что если что-то случилось, нужно среди ночи с кровати вставать, одеваться и бежать в Нацбанк и принимать какое-то решение. Для этого нам нужно рассматривать разнообразные сценарии развития событий.
– Почему альтернативные сценарии – это закрытая информация?
– Есть базовый сценарий. Альтернативный сценарий – это рабочий сценарий НБУ. С другой стороны, мы даже в публичных коммуникациях показываем варианты развития политики в соответствии с экономическими и финансовыми условиями. Если будет реализовываться базовый сценарий, то НБУ будет предпринимать такие-то действия. Если положительный сценарий, скажем, НБУ будет активно снимать административные ограничения, снижать процентную ставку и так далее. Кроме того, мы говорим, что, если будут присутствовать шоки, мы будем проводить более жесткую монетарную политику, возможно, также поменяется темп снятия административных ограничений.
– Объясню, почему спросил о МВФ. Это интересно в контексте предстоящих крупных выплат по внешнему долгу в 2019-2020 годах. Есть сценарий на случай, если МВФ к этому времени не будет работать с Украиной?
– В сотрудничестве с МВФ есть три момента. Первый – денежные ресурсы, которые обеспечивают рост резервов и способствуют беспроблемному проведению внешних выплат. Второй момент. МВФ – это, как знак качества для остальных инвесторов. Он стимулирует приток капитала. Взять, например, иностранные банки, работающие в Украине. Когда они принимают решение о лимите покупки гособлигаций они, в том числе, смотрят, сотрудничает ли страна с МВФ. Помимо официального капитала программа МВФ стимулирует приток частного капитала, как прямого, так и портфельного. Третий фактор в большей степени политический. Программа МВФ – это обеспечение политической поддержки извне Украины.
Что касается периода пиковых выплат, то без программы пройти его безболезненно будет сложно. Это может иметь влияние на экономические показатели, те же темпы роста ВВП, обменный курс, объем резервов, инфляцию.
– Нацбанк в своих сценариях допускает повторную реструктуризацию госдолга?
– Сложно сказать однозначно, будет она или нет при негативном сценарии. Вопросы с обслуживанием внешнего долга могут возникнуть. И мне кажется важным, чтобы политические элиты понимали, что эти вопросы возникнут на пике политического цикла.
– Не первый месяц обсуждается вероятность перестановок в правительстве уже этой осенью. Такие моменты могут оказывать давление на валютный рынок?
– Валерия Алексеевна (Гонтарева – ред.) любила повторять, скольких генеральных прокуроров, министров финансов и прочих чиновников она пережила за свою каденцию, которая тоже была не самой длительной. Как видите, ничего кардинального за это время с валютным рынком не случилось.
Фундаментально параметры зависят от внешних условий. Но на будущее, безусловно, важно проведение реформ. Экономика прошла через множество шоков, она поменялась. Многое изменилось в структуре внешней торговли, финансовом и энергетическом секторе. Но многое еще нужно сделать, в том числе и земельную реформу, и судебную, и реформу здравоохранения.
Политические кризисы и перестановки происходят везде. Но важно, чтобы это не создавало давления на экономическую ситуацию и не мешало проведению реформ.
– В марте 2019 года программа МВФ заканчивается. Пока темп реформ, мягко говоря, не быстрый.
– Можно же рассматривать и такой вариант, что МВФ не будет, а реформы будут проходить?
– Пока сложно представить.
– О варианте, когда нет МВФ, и нет реформ, думать не хочется. Это очень негативный и опасный сценарий, в том числе, и для территориальной целостности Украины. Шесть лет назад была альтернатива: выбирали между Западом и Востоком. Восточная альтернатива влияет на территориальную целостность. Потому на самом деле альтернатив нет, это все должны понимать. Разговоры о том, что сейчас мы что-то быстро сделаем и будем расти на 8% в год… Нет, такого не будет. Только тяжелая и кропотливая работа. Только проведение реформ.
– Какие альтернативные кредитам МВФ источники валюты Вы видите?
– Их фактически нет. Единственный вариант – дальнейшее улучшение внешних условий, но никто в мире из экономистов не ожидает, что глобальная экономика будет расти быстро и Китай вернется к двухзначным темпам роста, что продуцировало бы спрос на основные товары украинского экспорта.
Что касается внешних финансовых рынков. Да, мы видим, что рисковость украинских активов снизилась, рейтинг был повышен. Но мы не получили рейтинг ААА. По Moody's мы вернулись на рейтинг начала 2014 года.
В прошлом, когда Украина видела, что рисковость снижается, мы бежали выпускать еврооблигации. Но сейчас емкость рынка еврооблигаций для Украины 1-2 млрд долларов. Такой объем не перекроет пиковые значения выплат по внешнему долгу. Так что особых альтернатив МВФ нет.
– Насколько в этом году Национальный банк активен в покупке валюты? Какие последние данные?
– По итогам почти восьми месяцев сумма чистой покупки валюты Нацбанком приближается к 1,7 млрд долларов. Резервы находятся на уровне около 18 млрд долларов. Ситуация стабильная.
Повторюсь, НБУ не таргетирует определенный уровень курса. Задача – сглаживать краткосрочные колебания. Мы это делаем в две стороны, мы не только покупаем, но и продаем. Покупаем валюту для пополнения международных резервов, чтобы обеспечить подушку безопасности, в том числе, и на случай альтернативных сценариев, о которых вы говорите.
У нас есть параметры программы МВФ относительно накопления резервов. На данный момент они достаточно комфортные и сделаны на основе прогноза платежного баланса. Если мы идем в соответствии с этими параметрами, значит, мы правильно прогнозировали платежный баланс.
– Какое реальное влияние на ситуацию на валютном рынке оказывают денежные переводы от трудовых мигрантов? Последняя статистика НБУ показывает, что объемы переводов растут.
– Это важный элемент для финансовой стабильности. Позитивная сторона, безусловно, в том, что есть приток валюты. Но я также вижу существенный среднесрочный риск для страны, в том числе и риск для реформ, – это миграция. У нас уже есть демографическая проблема. Миграция только усугубляет ее.
Мы говорим много о том, что украинская экономика имеет большой потенциал, потому что тут достаточно образованная рабочая сила, низкая зарплата, соответственно, есть потенциал привлечения иностранных инвесторов и увеличения экспорта в Европу. Но для этого нужны рабочие руки здесь, а не в Польше. Политикам это также нужно принимать в расчет.
Что касается статистики, мы работаем над улучшением наших расчетов по денежным переводам. Сейчас мы берем сумму официальных переводов и к ней досчитываем неофициальные переводы, которые составляют примерно 20% официальных. В прошлом году общая сумма была 5,4 млрд долларов. Но у нас есть ощущение, что на самом деле цифры неофициальных переводов выше. Когда мы видим, что население через банки активно продает валюту, надо понимать, что это не просто деньги, которые достали из-под кубышек, и теперь тратят. Это не только запас, но и те деньги, которые люди привезли из-за границы.
– Это одна из причин роста потребления, о котором вы говорили?
– Да, в том числе.
– Сколько с начала года составила чистая продажа валюты населением?
– В прошлом году было 2,5 млрд долларов. Сейчас мы идем по примерно тому же графику. С начала года население продало почти 2 млрд долларов. Но, опять-таки, думаю, это не распродажа запасов, а, скорее, это flow – поток, в том числе, за счет переводов из-за рубежа.
– Говоря о росте потребления, какая здесь доля кредитования?
– На рост потребления оно сейчас не оказывает значительного влияния. Но мы видим оживление потребительского кредитования. Более десятка банков активно работают в этом сегменте.
Это было ожидаемо, по нескольким причинам. Во-первых, если посмотреть на долговую нагрузку населения и бизнеса, население гораздо меньше закредитовано. Если вспомнить динамику, когда я еще работал в частном секторе, в Украине действительно был большой пузырь: соотношение кредитов населения к ВВП было достаточно большим, в связи с бумом ипотеки. Когда ипотека закрылась, бум начал постепенно снижаться.
Из-за того, что власти так и не смогли решить проблему со старыми валютными кредитами, принять закон, который способствовал бы их реструктуризации, эти кредиты продолжают мертвым грузом висеть на балансах банков – сейчас цифра около 3 млрд долларов. Если их убрать, задолженность населения будет минимальной.
К тому же потребительские кредиты – это высокомаржинальный бизнес для банков с высокими процентными ставками. Краткосрочное потребительское кредитование, после тех проблем, с которыми банки столкнулись в корпоративном секторе, в том числе из-за слабости украинской судебной системы, сейчас более интересно.
Ипотека еще в зачаточном состоянии. И вопрос не только в процентных ставках. Это вопрос рисков до того времени, пока не отменен мораторий на взыскание кредитором предмета ипотеки и пока не решена старая проблема с валютными кредитами.
– Как в банках меняется политика кредитных ставок в этом году?
– Если посмотреть на последние несколько месяцев, ощутимо снизили ставки госбанки, а за ними и другие банки. Мне кажется, госбанки поняли, что они и есть рынок, так как контролируют более 50% системы.
Процентные ставки по депозитам начали снижаться, а это, соответственно, должно повлиять на доступность кредитов. Ставка по кредиту – это функция двух переменных. Во-первых, ставок по депозиту, которые отражают волатильность инфляции. Второй фактор – это маржа. В нее банки закладывают свои риски – кредитные, валютные, риски ликвидности. Кредитный риск зависит, в том числе, от ситуации в судебной системе, о которой я сказал.
Разговаривая с банкирами, я вижу, что ситуация относительно доступа к кредитам улучшается. Понятно, что иностранные банки более конкурентоспособны, они платят меньшие ставки по депозитам. Они готовы работать со своими клиентами в том же сегменте МСБ по ставкам 14-15%.
На данный момент ставки по кредитам близки к минимальному историческому уровню. Если макроэкономическая ситуация будет улучшаться, если будет сотрудничество с МВФ, тогда есть потенциал для снижения ставки Национального банка и есть потенциал для дальнейшего снижения ставок в банковской системе, и, соответственно, улучшения доступа к кредитованию.
– Вы видите прямую зависимость между снижением учетной ставки НБУ и банковскими ставками?
– Она есть. Ее видно на всех графиках. Это касается всех сегментов финансового рынка – межбанка, банковской системы, рынка государственных облигаций.
– Коммерческие и государственные банки по-разному реагируют на изменение учетной ставки?
– Практически одинаково. Понятно, на межбанке есть сегментация. Не у всех банков друг на друга открыты лимиты. Уровень ставок, по которым между собой работают крупнейшие банки и банки второй или третьей группы может отличаться, но их реакция примерно одинакова.
– На последнем заседании монетарный комитет НБУ решил оставить учетную ставку 12,5%. Есть понимание, когда ее могут пересмотреть в следующий раз?
– Есть кратковременные ценовые шоки в этом году, о которых мы говорили – овощи, мясомолочная продукция и табачные изделия. Есть моменты, связанные со стороной спроса – то же запланированное повышение пенсий. Это те факторы, которые Нацбанк учитывает в принятии решений. Мы ожидаем, что постепенно инфляционный шок сойдет на нет, и к второму кварталу следующего года темпы инфляции вернутся к центральной точке того диапазона, на который мы нацелены. Прогнозы остаются неизменными – 6% на конец 2018 года и 5% на конец 2019 года. На это будет направлена монетарная политика. Ну а какие решения будут приниматься – заранее никто не знает. Тем более что эти решения принимаются коллегиально и являются результатом многочасовых дискуссий на заседании монетарного комитета и Правления НБУ.
– Нацбанк за последнее время снял ряд так называемых антикризисных административных ограничений. Возможно, проанонсируете, какие ограничения отмените в скором времени?
– Это происходит в рамках договоренностей с МВФ по так называемой дорожной карте перехода к либеральной модели валютного регулирования. Мы снимаем то, что наиболее вредит или то, что не имеет эффекта на рынок. Каждый раз, когда мы что-то делаем, мы анализируем результат наших действий.
В приоритете у нас меры, связанные с дивидендами. Сейчас в рамках лимитов их можно выводить за границу. И большинство компаний эти лимиты не сильно касаются. Но нам бы хотелось, и это будет правильно для бизнес-климата, на каком-то этапе объявить, что, скажем, все новые дивиденды не будут подвергаться каким-то ограничениям. Возможно, изменятся лимиты на существующие ограничения.
Но цели у нас еще более амбициозные – мы полагаем, что Украине давно пора перейти к либеральной модели валютного регулирования по европейским стандартам. Но для этого необходимо заменить устаревшее законодательство, выстроенное вокруг Декрета 1993 года, на новое. Мы уже подготовили свои предложения к проекту закона "Про валюту", в котором предусмотрена свобода валютных операций. Мы его обсудили уже и с банками, и с бизнесом, и с госорганами, и с экспертами. Надеемся в скором времени финализировать наши предложения на основе полученных замечаний и презентовать их на Национальном совете реформ.