Внутренняя война. Как ветеранам в Украине помогают вернуться к мирной жизни

В Украине насчитывается около 370 тысяч ветеранов войны на Донбассе. Сильный стресс негативно сказался на здоровье большинства из них. Некоторые, не справляясь с травмирующим опытом, прибегают к крайним мерам, в том числе и самоубийству. Как государство и сами бойцы преодолевают вызванные войной психологические проблемы – в материале РБК-Украина.

В ночь на 11 октября ветеран АТО Николай Микитенко совершил акт самосожжения на Крещатике в самом центре столицы. Спустя пару дней он умер в больнице, получив ожоги более 90% тела. Причиной суицида ветеран назвал "несогласие с действиями власти".

Год назад, в сентябре 2019 года, еще один активный участник войны на Донбассе, бывший спецназовец Алексей Белько остановил свой автомобиль посредине моста Метро в Киеве и объявил, что подорвет его. Спустя несколько часов боец сложил оружие и сдался полиции. Уже почти год как Белько находится в психиатрической лечебнице, у него обнаружены признаки шизофреноподобного расстройства.

Вопрос о социализации и психических проблемах бойцов, возвращающихся к мирной жизни, остро встал еще в 2017 году. Тогда начальник клиники психиатрии Главного военного клинического госпиталя Олег Друзь неожиданно заявил, что участники боевых действий по возвращению в мирную жизнь "могут стать угрозой как для собственных семей, так и для всего общества". Он привел данные, что около 98% ветеранов нуждаются в психологической помощи.

Слова военного медика вызвали всплеск негодования среди участников боевых действий, недовольных тем, что их охарактеризовали как "угрозу для общества". Бывший тогда министром обороны Степан Полторак поддержал бойцов и отстранил Друзя от должности. Тем не менее спустя три года он снова работает начальником клиники психиатрии.

Ветераны же, так как и прежде, во многих случаях справляются со своими психологическими проблемами по принципу "помоги себе сам". Генеральный штаб, напротив, заявляет, что ситуация меняется и в лучшую сторону.

Проблема каждого

Военный психолог, бывший участник войны на Донбассе Андрей Козинчук в разговоре с РБК-Украина утверждает, что власть не обращает должного внимания на проблему психического здоровья военных. "Власть просто не признает факт, что это может стать существенной проблемой", – уверен он.

По его словам, на данный момент системного решения психологических проблем военных нет, они решаются точечно и по мере возникновения. Некие положительные "подвижки" есть в действиях Генштаба, но и они не носят глобальный характер, подчеркивает Козинчук.

Особенно провалы в работе, по его словам, заметны, когда военнослужащий покидает ряды ВСУ и его реабилитацией должно заниматься Министерство ветеранов.

В самом Минветеранов подтверждают, что Украина "еще только в процессе создания" эффективной системы диагностики и реабилитации участников войны. В этом направлении как раз в начале октября был сделан важный шаг – подписан меморандум о сотрудничестве с Минздравом и Министерством внутренних дел.

"Сохранение ментального здоровья ветеранов – приоритет работы Минветеранов. Объединение усилий трех министерств – важный шаг, который будет способствовать улучшению системы психологической реабилитации в Украине", – отметил заместитель министра по делам ветеранов Игорь Безкаравайный.

Безкаравайный говорит, что механизм реабилитации ветеранов только создают (фото: facebook.com/mva.gov.ua)

В частности, для определения эмоционального состояния и выявления психических расстройств у бойцов могут задействовать искусственный интеллект.

Говоря о ситуации с ветеранами Белько и Микитенко, психолог Андрей Козинчук отмечает, что знаком с их историями.

"У Коли "Ворона" (позывной Микитенко, – ред.), к сожалению, это была не первая попытка. Но эта оказалась результативной. Он лечился, он много повоевал, начиная с Майдана, потом в батальоне Кульчицкого. Тогда сбили вертолет, в котором он должен был лететь, и он потом помогал трупы доставать. Потом опять воевал и получил ранение. Плюс в семье большие проблемы – у него мама умерла. В общем, ж..па со всех сторон", – так описывает психолог историю ветерана, который совершил суицид на Крещатике.

Что касается "теракта на мосту Метро", то специалист уверяет, что ветеран Белько никому не причинил вреда и не собирался этого делать.

"У меня больше вопрос по этой ситуации возникает к психическому здоровью киевлян. Потому что те, кто были тогда в пробках, заявляли, что его (Белько, – ред.) надо убить, уничтожить снайперским огнем. Они считали, что человек заслуживает смерти только из-за того, что кто-то в маршрутке на два часа больше посидел", – добавляет Козинчук.

По его мнению, психологической реабилитацией бойцов необходимо заниматься, но угроза от них для общества существенно преувеличена. Он уверен: ветеран АТО не более опасен для социума, чем "раздавленный жизнью" менеджер по продажам.

В Генеральном штабе и вовсе утверждают, что ситуация в сфере морально-психологического обеспечения военных кардинально меняется в положительную сторону. Как отметил в комментарии РБК-Украина полковник Ярослав Калиниченко, сейчас фиксируется снижение количества суицидов среди военных.

"Военнослужащие приобретают не только боевой опыт, но и эмоциональный. Они начинают привыкать к тому, что раньше было уязвимым для их психики, адаптироваться к этому и умеют с этим обращаться. То есть дальше тенденция должна только улучшаться", – объясняет представитель Главного управления морально-психологического обеспечения ВСУ.

По его словам, всем действующим военным в обязательном порядке проводят декомпрессию, то есть первичную реабилитацию, чтобы снять напряжение, переключить военнослужащего с режима "война" на режим "мир". По результатам этой работы офицеры-психологи и медработники выдают рекомендации нужна ли военному дальнейшая психологическая реабилитация в стационарных условиях. Калиниченко подчеркивает, что в этом нуждаются только 10% военных.

Следы войны

Кандидат биологических наук, участник боевых действий Евгений Дикий с офицерами Генштаба в этом вопросе не согласен.

"Мое личное мнение, что в той или иной форме, но ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство, – ред.) есть у всех 100% участников боевых действий. Я имею в виду не тех, кто имеет статус УБД, а тех, кто реально принимал участие в боевых действиях. Я считаю, что это бесследно не проходит ни у кого в принципе", – говорит он.

Ученый-биолог обращает внимание, что любая война ломает человеческие инстинкты. Она вынуждает человека отказаться от инстинкта выживания и заставляет его убивать других людей. По мнению Дикого, проблемы Украины с реабилитацией ветеранов не уникальны и, более того, ни одна страна в мире так и не нашла оптимального пути их решения.

"Вспомните фильмы про Рембо. Это как раз яркий пример ветерана Вьетнама с ПТСР", – добавляет он.

Ветеран согласился поделиться с РБК-Украина свои опытом социализации и психологической реабилитации после войны. Он отметил, что сознательно пошел на войну добровольцем весной 2014 года, так как имел активную гражданскую позицию. Участвовал в кровопролитных боях под Луганском в составе батальона "Айдар" до сентября 2014 года, когда получил травму и вынужден был уйти из армии.

Дикий смог преодолеть психологические проблемы благодаря друзьям и семье (фото: wikimedia by VoidWanderer)

Первые полгода после войны были самыми сложными в психологическом плане, вспоминает Дикий. Говорит, что заметил за собой даже агрессивную стадию проявления ПТСР, когда попытался вернуться в университет Драгоманова, где работал до войны.

"Когда я осенью 2014 года вернулся с войны и пришел из госпиталя, то узнал, что меня там, мягко говоря, не ждут. Один из моих тогдашних руководителей заявил, что все мои проекты они другим людям передали, и даже выдал фразу "вы же нас не спросили, когда на фронт уходили". Он, скорее всего, это сгоряча ляпнул, но в тот момент я отреагировал как классический ПТСРщик: я вспылил, выдал ему целую тираду про "тыловых крыс" и бахнул дверями", – рассказывает бывший "айдаровец".

Выбраться из пучины психологических проблем бойцу помогла семья, друзья и новая работа. Зимой 2014-2015 он увлекся написанием книги о методах гибридной войны и получил за нее гонорар от Военной академии Литвы, а уже с апреля сменил обстановку и отправился в Одессу работать над биологическими исследованиями в Научном центре экологии моря. С весны 2018 года Евгений Дикий возглавляет Украинский антарктический научный центр.

Именно понимание со стороны близких и любимую работу он считает ключевыми факторами для восстановления психического здоровья бойцов. Дикий призывает власти сосредоточиться на том, чтобы давать ветеранам льготы для обучения и запуска собственного бизнеса.

С ним согласен и военный психолог Андрей Козинчук. Несмотря на профессиональный опыт, участие в боевых действиях отразилось и на его ментальном здоровье.

"Меня полгода "крыло" не по-детски. У меня также были и суицидальные мысли. Но мне повезло попасть на тренинги, я себе завел психолога и начал работать над проблемой. Я вернулся с войны в 2016 году, но меня и до сих пор иногда "накрывает". Единственное, что я теперь знаю, что с этим делать", – говорит он.

Психолог добавляет, что до сих пор может переживать приступы в общественном транспорте, когда резко учащается сердцебиение, появляется чувство опасности и тревоги и теряется ощущение собственного тела. Справляться с этими изменениями собственной психики ветерану помогли полученные на тренингах знания, а также поддержка матери и друзей.

Усиленные проверки

Полковник Генштаба Ярослав Калиниченко говорит, что с лета текущего года психологическое состояние бойцов отслеживают постоянно. В первую очередь это касается запуска работы пунктов психологической помощи в каждой воинской части, в том числе и на линии фронта на Донбассе.

"Почему они появились только на шестом году войны? Хороший вопрос. Во-первых, было чем заниматься и ранее, нужно было наработать определенную основу, чтобы эти пункты начали работать. Психологи набирались опыта и решался вопрос необходимы ли вообще такие пункты", – объясняет полковник.

Ранее психологическая помощь бойцу на линии фронта занимала несколько этапов. Так, первичную помощь военному должен был предоставить сначала его сослуживец или он сам, затем, если проблема серьезная, то пациента передавали на уровень батальона к офицеру-психологу, а потом могли отправить в стационарное медучреждение, что занимало до 10 дней.

Теперь же бойца помещают в пункт психпомощи, зачастую это отдельная палатка с кроватями, столом и стульями, где он может находиться до трех дней и восстанавливать свое ментальное здоровье.

"Да, в каждом пункте дислокации теперь есть комната психологической помощи. Я поездил и посмотрел на них. Как правило, это комната, в которой стоят кровати, стол и стул и подшивка газет. Но поймите, не комната решает психологические проблемы, а люди!", – говорит ветеран Козинчук.

Козинчук считает, что комната психпомощи не решит проблему (фото: facebook.com/feministworkshop)

Представитель Главного управления морально-психологического обеспечения, в свою очередь, указывает, что в войсках меняется сам подход наблюдения за здоровьем бойцов. Каждый день проходит мониторинг психического состояния военного, в частности, сослуживцы следят за его настроением и реакцией на телефонные разговоры с семьей и близкими.

"Мы сейчас по опыту НАТО, а точнее Вооруженных сил США, внедрили в войсках работу групп наблюдения за суицидальным поведением военнослужащих", – объясняет Калиниченко.

В каждой части набирается группа военных, которые наблюдают друг за другом и отмечают особенности поведения. Членов этой группы учат выявлять признаки стресса и суицидального поведения у сослуживцев. Военный-наблюдатель должен или сам помочь товарищу, в первую очередь обсудить проблему, или же в случае серьезной ситуации – передать информацию офицеру-психологу.

Кроме того, Генштаб отслеживает реакцию военнослужащих на линии фронта на те или иные политические события и фиксирует динамику изменений настроений в войсках.

"Непосредственно военнослужащих иногда спрашиваем, как вы относитесь к той или иной ситуации и каждый отвечает, как он ее видит. И если мы видим, что на военного ситуация и политическая и военно-политическая влияет, то проводится разговор, предоставляются разъяснения. Да, есть люди, которым очень не нравится то, что происходит (в государстве, – ред.) и это нормально", – добавляет полковник.

На вопрос, какие сейчас настроения на фронте, как военные реагируют на перемирие и не трактуют ли его как "запрет стрелять в ответ", представитель Генштаба отвечает уклончиво.

"Те люди, которые находятся на первой линии, они знают, зачем они там находятся. И какая бы не была ситуация, их основное назначение – это защита нашего государства. Они – люди с оружием и выполняют приказы своих командиров", – говорит он и ставит точку на этой теме.