Глава ФГИ Виталий Трубаров: Как только мы начинаем играть в политику, мы перестаем работать

И.о. главы Фонда госимущества Виталий Трубаров в интервью РБК-Украина рассказал о старте большой приватизации в 2018 году, о рисках, почему эта кампания может не состояться, и возможном возвращении государству некоторых предприятий.

Кабинет министров анонсировал старт приватизации в 2018 году. В мае правительство утвердило список объектов так называемой большой приватизации, внеся в него 26 предприятий. Их будут продавать согласно новому закону, принятом в начале этого года. Закон разделяет приватизацию на большую и малую, разделяя их главным образом по критерию стоимости активов - 250 миллионов гривен. Все что выше этой суммы относится к объектам большой приватизации.

В перечне крупных предприятий, с которыми государство намерено распрощаться, оказались, к примеру, ОПЗ, Центрэнерго, Сумыхимпром, Аграрный фонд, Турбоатом и Запорожский титано-магниевый комбинат. Большинство этих объектов власти уже или пробовали продать, или говорили о таких планах. Однако за последние четыре года Кабинет министров и Фонд государственного имущества не смог провести ни одной крупной сделки и не привлек на украинские госкомпании ни одного иностранного инвестора. В интервью РБК-Украина и.о. главы Фонда госимущества Виталий Трубаров рассказал, за счет чего ведомство рассчитывает переломить неудачную практику приватизации, как и кому Фонд будет продавать предприятия, а также о рисках большой распродажи.

- На прошлой неделе (интервью записано во вторник, 15 мая) Кабинет министров утвердил перечень объектов большой приватизации, которые планируется продать в 2018 году. Всего в списке 26 предприятий. Есть предварительные оценки, сколько эти активы могут стоить?

- Если говорить о задании на 2018 год, депутаты утвердили нам план 21,3 миллиарда гривен. При формировании госбюджета Фонд заранее вместе с Министерством финансов готовил материалы. Мы рассчитывали на 22 миллиарда гривен, поскольку видели примерный перечень объектов, которые можно будет выставить на приватизацию в 2018 году. Посмотрели, сколько на тот момент у этих предприятий было активов, сложили их, и вышли на цифру 22 миллиарда гривен. Но цифра, которую мы ожидаем получить от приватизации, безусловно, гораздо выше.

- Больше 22 миллиардов гривен – это вы говорите о 26-ти предприятиях, которые планируете выставить на продажу в этом году?

- Да. Но, к сожалению, упущено много времени. Это связано с задержкой принятия нового закона о приватизации и подзаконных актов к нему. Решение, которое принял Кабинет министров неделю назад, позволяет процедурно запустить приватизацию. Нам необходимо еще пару недель, чтобы вместе с Министерством экономического развития и торговли отшлифовать оставшиеся детали. Рассчитываем, что объекты малой приватизации мы начнем выставлять на торги с июня. И примерно в это же время начнется подготовка к продаже объектов большой приватизации, в том числе отбор на конкурсах советников. С середины осени и до конца года выйдем на большую приватизацию.

- Какие предприятия первыми будут выставлены на продажу?

- Из этих 26 объектов необходимо отделить те, которые идут по старому закону. Дело в том, что работа по их приватизационной подготовке на момент принятия закона практически завершилась. Это "Одесский припортовый завод" (ОПЗ), "Центрэнерго", "Сумыхимпром".

Думаю, что "Центрэнерго" будет первым реализован. По крайней мере, мы на это рассчитываем. Советник - польский филиал компании Ernst&Young, активно работает над этим. В Польше сейчас уже проводятся первые road show с привлечением потенциальных инвесторов.

ОПЗ, наверное, пойдет на приватизацию вторым. Для этого мы сейчас вместе с Кабинетом министром и с теми советниками, которых мы привлекаем, ищем пути реструктуризации долговых обязательств этого предприятия. Долг завода на данный момент перед DF Group, НАК "Нафтогазом" и другими контрагентами составляет около 7,2 миллиарда гривен.

Другие предприятия, которые будут продаваться уже согласно новому закону, мы будем разбивать на несколько групп и отбирать советников по группам. Каждому советнику необходимо будет от трех до четырех месяцев фактической работы. Если сложить тайминг всех этих процессов, получается конец осени.

- Вы считаете, что все 26 предприятий реально продать даже с технической точки зрения, не говоря о том, будет на них спрос или нет?

- Технический вопрос – самый простой. Не проблема продать. Важно пройти путь вместе с советниками, если мы с вами говорим о большой приватизации, и сделать подготовительную часть, которую не видно в "прямом эфире". Имеется ввиду работа советников по унифицированию документооборота, по приведению состояния предприятия к тому виду, к которому привыкли инвесторы, и это, собственно, поиск инвесторов.

- Будет ли спрос? По некоторым объектам конкурсы ранее проводились. По тому же ОПЗ – уже несколько раз. Но каждый раз – безуспешно. Есть уверенность, что сейчас конкурсы состоятся?

- Есть уверенность в том, что измененные правила игры позволяют рассчитывать на то, что теперь инвестору не нужно бояться сложностей законодательного поля. Инвестор видит, что мы абсолютно открыты, что мы унифицировали свое законодательство под мировые правила. Если мы хотим привлекать иностранных инвесторов, то мы должны разговаривать с ними на том языке, к которому они привыкли. Именно для этого к разработке закона привлекались наши иностранные партнеры.

- Но ОПЗ, "Центрэнерго" и "Сумыхимпром" вы хотите приватизировать по старой процедуре. Не считаете, что эти исключения могут бросить "тень" на конкурсы по продаже этих активов?

- "Центрэнерго" и так работает с советником, как и новым законом предусмотрено. Мы успели отобрать советника еще в прошлом году.

По ОПЗ главная проблема – это его "токсичные" долги. Здесь мы привлекаем советника для того, чтобы они помогли нам найти решение, что делать с этими долгами.

У всех предприятий есть определенная история, но это не значит, что нет перспектив для их удачной продажи. Наоборот, я вижу, что, несмотря на трудности и проблемы, мы можем выйти на хороший результат.

- Предварительно идут переговоры с потенциальными инвесторами? Вы готовы назвать конкретные компании, интересующиеся украинскими активами? Например, кто может претендовать на "Турбоатом"?

- Интересуются ли люди этими активами? Да, интересуются. Не могу назвать имена, но могу назвать страны. Это США, Индия, это основные наши партнеры из Евросоюза, а также Южная Корея и Япония.

По "Турбоатому", скорее всего, будет дополнительное решение правительства относительно того, сколько процентов акций выставлять на продажу (государство владеет пакетом акций размером 75,2%, - ред.). Думаю, Кабинет министров отдельно определится, и мы скорректируем нашу работу.

- Думаю, вы помните в начале прошлого года на встрече с Петром Порошенко о желании принять участие в приватизации "Турбоатома" совместно с DCH Александра Ярославского говорил Айвон Глазенберг, мажоритарный акционер корпорации Glencore. Фигурируют ли эти имена и компании сейчас среди потенциальных покупателей "Турбоатома"?

- О конкретных претендентах можно говорить только тогда, когда уже объявлен конкурс. Потому что нет заявок. Их не может быть, поскольку процедура еще не начата. К тому же, думаю, все крупные корпорации и крупные бизнесмены будут ждать до последнего и подаваться, когда будут выписаны конкурсные процедуры, когда будет первичное определение цены и дополнительные условия, которые утвердит Кабинет министров. До этого момента все остальное можно назвать не более чем разговорами вокруг да около, без конкретики. И так по всем объектам.

- Какие проблемы, помимо долгов предприятий могут помешать приватизации? Возможно, корпоративные конфликты с миноритарными акционерами или конфликты с бывшими претендентами на эти объекты? К примеру, по тому же ОПЗ есть компания "Нортима", связанная со структурами Игоря Коломойского, которая считает себя законным победителем приватизационного конкурса в 2009 году…

- Никакие корпоративные отношения на предприятиях, где у государства нет ста процентов акций, никоим образом не влияют на предприватизационную подготовку и на саму приватизацию. Нет законных оснований считать, что что-то может пойти не так.

Второй момент – кто и на что раньше претендовал. Опять же, это все слова. Если какая-либо структура или человек хотел и имел возможность оспаривать все эти вещи и доказывать свою правоту, за это количество лет такая возможность была. На сегодня не существует решений, закрепляющих конкретного участника, что да, именно он единственный и неповторимый.

Потому двери для всех открыты. Если мы говорим об ОПЗ, то для ОПЗ как раз более важным являются долги, по которым предприятие проиграло суды DF Group, в том числе и европейские. Причем сумма долга сама по себе не является проблемой. А проблема как раз в том, перед кем этот долг. Мало желающих, готовых открыто выходить на реструктуризацию долговых обязательств.

- Но при этом вы говорите, что ОПЗ будет продаваться одним из первых…

- Вы у меня спрашивали про тайминг, я про тайминг и говорил.

- Но ведь это один из самых рисковых и проблемных объектов…

- Согласен, один из самых рисковых объектов. Но риск не в том, что мы технически не сможем его продать. И Фонд, и правительство говорят, что нас не столько интересует цена приватизации, сколько чтобы после приватизации предприятие работало, платило налоги и люди были трудоустроены.

- Говоря о возможных проблемах во время приватизации. Как вы планируете продавать "Президент Отель"? Компания, которая его арендует, может блокировать приватизацию? (отель арендовала компания "Квадр", аффилированная с бизнесменом Борисом Кауфманом, - ред.).

- До сегодня были определенные судебные разбирательства по этому объекту на предмет того, правильно ли был назначен директор. А также были вопросы, связанные с тем, каким образом государство будет контролировать данный объект. Думаю, эти игры в ближайшем будущем закончатся. Суд мы уже выиграли. Директор, которого мы еще более года назад выбрали по конкурсу, думаю, в ближайшее время попадет на предприятие и сможет непосредственно вести свою работу. То, что предприятие находится в аренде, никак не мешает нам его продавать. Договор аренды - обязательство для будущего собственника.

- Частные структуры также арендовали угольные пласты шахты "Краснолиманская", которая значится в списке из 26 активов на приватизацию. Как сейчас обстоит ситуация с этим предприятием?

- В Фонде нет специалистов в таких отраслях экономики, как угольная промышленность, металлургия и сельское хозяйство. Мы к приватизации подходим структурно с точки зрения норм закона. У нас на сегодня есть один закон, касающийся приватизации государственной и коммунальной собственности. И остался закон об особенностях приватизации угледобывающей отрасли. Приватизация шахты будет проходить именно в соответствии с этим законом. Само предприятие не будет передаваться нам в управление. Потому мы не можем пока говорить о том, каким образом там происходит хозяйственная деятельность. До момента фактической продажи предприятие будет находиться в управлении Министерства энергетики и угольной промышленности.

- Но вам же известно о проблемах и конфликтах на этом предприятии?

- Нет.

- Какие шахты еще планировали продавать, но их не внесли в список?

- С точки зрения норм закона, каждое министерство должно передать Фонду объекты на приватизацию. Большинство министерств плохо выполняет поставленную задачу, в том числе и Министерство энергетики. Дополнительных предприятий из этой отрасли к нам в Фонд не поступало.

- В списке есть два "аграрных" предприятия – "Аграрный фонд" и "Государственная продовольственно-зерновая корпорация Украины" (ГПЗКУ). Министерство аграрной политики просит пока не выставлять эти объекты на приватизацию, поскольку "Аграрный фонд" не имеет активов, помимо бюджетных денег в уставном капитале, а у ГПЗКУ не решен вопрос с кредитом перед китайским банком. Тем не менее, вы предлагаете все же их продавать?

- Это опять к вопросу о том, что в Фонде нет узких специалистов по отраслевому признаку. Мы не можем профессионально определить целесообразность продажи того или иного объекта. Для этого есть орган, уполномоченный управлять этими объектами. Когда-то эти названные вами предприятия попали в список по предложению того же Министерства аграрной политики. И, когда мы формировали плановое задание на 2018 год, мы рассчитывали на приватизацию этих активов. Если Министерство аграрной политики не отдаст нам их на приватизацию или не предоставит в качестве компенсации другие объекты, то тогда возможность выполнения планового задания ставится под вопрос.

Если нечего приватизировать, мы "из воздуха" денег не получим. Но технически приватизация возможна. У каждого предприятия есть своя история, и они по-своему интересны. У "Аграрного фонда", по большому счету, - это денежные средства и клиентская база. У ГПЗКУ есть много материальных активов, которые ложатся в плоскость оценки и интересантов со стороны бизнеса.

- Кто потенциально может претендовать на эти предприятия?

- По этим объектам какой-то прямой заинтересованности я пока не ощущаю. Но опять же, пока объект не выставляется, мы не можем его промониторить. К примеру, если у ОПЗ и "Центрэнерго" есть своя история, то эти объекты попадают в наш круг впервые. Пока мы не можем говорить о потенциальных покупателях.

- Государство планирует продать мажоритарный пакет - 51% акций, "Запорожского титано-магниевого комбината". Но при этом у правоохранительных органов есть вопросы к тому, как проходила продажа 49% акций 6 лет назад, которые выкупил Дмитрий Фирташ. Интерес НАБУ и САП к этому предприятию не помешает его приватизации?

- У правоохранительных органов действительно есть вопросы, связанных с прошлым этого предприятия. Сейчас это активно расследуется. Мне тяжело комментировать, что правда, а что - нет. На тот момент я не находился в управлении Фонда и не принимал активное участие в тех событиях, которые были. Но на то и есть правоохранительные органы, чтобы разобраться в ситуации. Потом суд поставит точку. Сейчас разбирательство с прошлой приватизацией и подготовка новой идут параллельными процессами.

- Вы допускаете реприватизацию части акций, которые ранее были приобретены структурами Дмитрия Фирташа?

- Есть процедура, которая регламентирует порядок действий правоохранительных органов, а также порядок действий Фонда вместе с Кабинетом министров по принятию управленческих решений, что дальше делать с предприятием, если доказано, что приватизация проведена с нарушением закона или если не выполняются условия продажи. Как, например, у нас произошло с "Укртелекомом" - уже есть решение двух судебных инстанций о том, что этот актив необходимо обратно возвращать государству.

- Кто кроме Фирташа потенциально может купить 51% акций ЗТМК?

- Никаких ни письменных, ни устных обращений в Фонд или на меня напрямую не было. Это один из проблемных объектов, которые необходимо будет очень тщательно готовить. Думаю, и Фонд, и Кабмин, и советники, которые будут участвовать в этом процессе, должны найти золотую середину, чтобы приватизация этого предприятия была открыта и понятна всем.

- Мы с вами говорим о 26 предприятиях, среди которых едва ли не каждое второе имеет "историю" и проблемы…

- Поэтому их нужно как можно скорее приватизировать, чтобы их не потерять.

- Какие активы из списка, по вашему мнению, не являются проблемными и их можно продать без каких-либо рисков?

- Не вижу особых проблем в подготовке к приватизации пакетов облэнерго, которыми владеет государство (речь о "Тернопольоблэнерго", "Запорожьеоблэнерго", "Харьковоблэнерго", "Николаевоблэнерго" и "Хмельницкоблэнерго", - ред.). У каждого из них свои проблемы, свои взаимоотношения с "Энергорынком", с НКРЭКУ и структурами, которые подчиняются местным советам, которые для облэнерго являются основными должниками. Но других объектов у нас нет. Это - не камень преткновения.

- Почему облэнерго решили продавать до введения RAB-тарифа? Позже они стоили бы дороже?

- Фонд не является регулятором этих отношений. Сами облэнерго не участвуют в определении тарифов для населения и предприятий. Для этого у государства есть другой инструмент – НКРЭКУ, который определяет все эти вещи. Сама приватизация не будет зацикливаться на этой ситуации. Приватизация требует много времени на подготовку. Наверняка, к осени по каждому из облэнерго будет составлен график продажи. Но мы понимаем, что RAB-регулирование все равно будет введено. Возможно, это произойдет до приватизации. Отразится ли это на конкурентной среде? Наверное, отразится. Изменится ли список участников? Наверное, изменится. Но кто это будет и что это будет – покажет жизнь.

- Всегда была проблема с передачей активов от министерств в ФГИ. Как будете решать этот вопрос сейчас, чтобы окончательно не сорвать сроки?

- Кабинет министров утвердил порядок передачи, который выходит из закона. Профильным министерствам и ведомствам дается 30 дней на принятие решения о передаче актива. Если министерства за месяц это не сделают, решение о передачи примет непосредственно Кабинет министров. В любом случае, эти активы должны быть переданы.

- Правильно ли я пониманию, что если к концу года приватизация по всем 26 предприятиям не состоится, они перейдут в управление Фонда госимущества?

- Да. Министерства на них не будут влиять. Мы на это очень рассчитываем. Если актива у нас нет, мы не можем приступить к практической приватизации.

Виталий Трубаров: "Если актива у нас нет, мы не можем приступить к практической приватизации" (Виталий Носач, РБК-Украина)

О поиске инвесторов

- Старт большой приватизации анонсирован в предвыборный год, накануне выборов президента и парламента. Вам не кажется, что этот момент может негативно сказаться на приватизационной кампании и отпугнуть инвесторов?

- Негативно может повлиять бездействие. Если мы не будем предпринимать никаких действий по отношению к нашим предприятиям, это приведет к тому, что мы их потеряем. Из 3500 предприятий 1255 подлежат ликвидации. Это – "пустышки", которые или не имеют активов, или их гораздо меньше, чем обязательств. Потому наша задача – правильно распорядиться активами, которые на сегодняшний момент есть. Медлить нельзя, можем все потерять.

- Почему же медлили и не перезапускали в 2016-2017 годах? Неужели проблема была только в несовершенном законе?

- Раньше было семь законов и множество подзаконных актов. Для людей, которые не находятся внутри системы, было тяжело в этом разобраться, особенно нашим иностранным партнерам. Им было легче не рассматривать нас как объект для инвестирования, нежели тратить время на наше "законодательное болото". Не говоря уже о том, что процедура подготовки объектов большой приватизации занимала более двух лет. А что хочет инвестор? Он хочет не тратить время на затянувшийся процесс покупки, он хочет купить. Например, полгода срок приемлемый, а через два года непонятно что будет, потому никто с этим не связывался.

Нам же необходимо было изменить правила игры, законодательную базу. И мы это сделали. Вопрос выборов, когда продавать и так далее – это вечные риторические темы. Летом нельзя продавать, потому что отпуск, зимой – новогодние каникулы, весной – посевная, а осенью – сбор урожая. Тогда когда продавать?

- Вы считаете, что новое законодательство будет ключевым стимулом для иностранных инвесторов обратить внимание на активы в Украине?

- Думаю, что новый закон открыл инвесторам двери в Украину. В разработке закона принимали участие наши иностранные коллеги, например, ЕБРР. Они советовали нам, чтобы мы прописывали в законе конкретные нормы, с которыми привыкли работать во всем мире.

- О каких нормах идет речь?

- Если мы говорим об иностранном инвесторе, мы даем ему возможность использовать при оформлении документов английское право. Кроме того, сама процедура прописана так, что в ней не существует вариантов продажи "в одни руки". В любом случае, это открытые продажи.

Мы привлекаем международные компании как инвестиционных банкиров, чтобы они нам помогли продать – привлекли инвестора, а, соответственно, инвестор будет привлекать своих инвестиционных банкиров, чтобы купить. Эти структуры должны между собой разговаривать на одном языке. И тогда мы получим общий продукт. Инвестор должен быть уверен, что не получит "кота в мешке". Вся информация будет раскрыта, будет доступ к информации о финансовом состоянии предприятия, инвестор будет знать о его хозяйственной деятельности. Советники будут просчитывать риски, связанные с предприятием, сколько оно может стоить сейчас и сколько в будущем. Закон также четко говорит, что если кто-то хочет оспорить результат приватизации, у него на это есть три года. Три года прошло – все, извините, "лавочка закрывается". А таких случаев ранее было много.

- Ране звучало много критики в отношении так называемых квалификационных условий, которые выписывались под конкретного победителя, отсеивая его конкурентов. Теперь такого не будет?

- Ничего такого не будет. Мы будем основываться на тех выводах, которые нам будут предоставлять крупные компании в качестве советника. Если мы будем выходить за эти рамки, мы не сможем провести продажу вообще. Дополнительными условиями разве что могут быть условия, связанные с социальными вещами – сохранением рабочих мест или их увеличением. Или, например, что инвестор должен вложить в предприятие определенную сумму средств. И потом мы будем это отслеживать, как это было с "Укртелекомом".

Виталий Трубаров: "Фонде нет узких специалистов по отраслевому признаку" (Виталий Носач, РБК-Украина)

О реприватизации "Укртелекома"

- Вы упомянули об "Укртелекоме". Какая дальнейшая судьба этого актива? Его вернут государству?

- Мы ждем решение по кассационному иску. Как только оно вступит в силу, мы сможем на практике перейти к возврату этого актива в государственную собственность. К сожалению, по многим уголовным делам и искам банков на акции "Укртелекома" наложен арест. Но, думаю, поскольку банки государственные и мы возвращаем актив государству, мы сможем каким-то образом отрегулировать и эти процедурные моменты.

Фонд подал на Кабмин свои предложения по созданию общей группы по возврату данного актива. Думаю, в скором времени процессы, связанные с судом, со снятием ареста с акций и формированием этой группы, приведут нас к пониманию, каким образом мы возвращаем "Укртелеком". Потом вместе с Кабмином будем принимать решение, что с ним дальше делать. Но, по большому счету, у нас два выбора: повторно продавать этот актив или возвращать его в профильное министерство – сейчас это Министерство инфраструктуры.

- Это перспектива 2018 года?

- По срокам я пока не готов комментировать. По большому счету, в истории у нас впервые сложился подобный прецедент.

- Расскажите, каким образом удастся отстранить от участия в приватизации российских бенефициаров и компании с российским капиталом?

- Для нас очень важно, чтобы предприятиями не управляли ни физические, ни юридические лица, которые имеют отношение к стране-агрессору. Если мы открываем реестр бенефициаров, которые владеют 10% и более в компании, которая намерена участвовать в приватизации, и видим, что там есть россияне, то такие участники не будут допускаться к приватизации. Их попросту снимут с торгов.

Вопрос в том, что все, что ниже 10%, тяжело проверить. И, наверное, это и не имеет смысла. Ведь все, что ниже 10%, никоим образом не влияет на принятие управленческих решений. Если, например, фирма Siemens, акции которой котируются на мировых биржах, продаст какое-то количество акций российскому бенефициару, а сама фирма Siemens захочет поучаствовать в приватизации акций харьковского "Турбоатома", мы ей не запретим.

Об "Укрспирте" И "Укрнафте"

- В Украине не первый год говорят о необходимости приватизации "Укрспирта". Каким вы видите будущее этого актива? Когда стоит рассчитывать на его продажу?

- "Укрспирт" достаточно знаковое предприятие и представляет знаковую отрасль. Наверное, одну из самых коррумпированных отраслей, которые у нас существуют. Нужно ли его приватизировать? Мне самостоятельно тяжело на этот вопрос ответить. Можно ли его приватизировать? Можно, как и любое другой крупный актив в нашей стране.

На сегодня "Укрспирт" находится в списке объектов, запрещенных к приватизации. И мы сейчас его не рассматриваем как потенциальный актив для продажи, понимая сложности вывода его из списка. Вместе с руководителем комитета Верховной Рады по вопросам экономической политики Андреем Иванчуком мы приняли решение, что, возможно, вместе с депутатами подготовим новый список, который утвердит парламент. Это позволит разблокировать нам предприятия, которые мы также можем приватизировать и показать хороший результат.

- По вашему мнению, какие предприятия должны быть в списке активов, разрешенных к приватизации?

- Предлагаю смотреть на этот вопрос с другой стороны. Давайте примем решение, какие предприятия должны точно остаться в госсобственности. Соответственно, все оставшиеся могут подлежать продаже. Думаю, Кабинет министров должен определить, на мой взгляд, небольшой перечень тех предприятий, которые обеспечивают безопасность в нашей стране – инфраструктурную, экономическую и так далее.

- В 2014 году ваш нынешний заместитель Дмитрий Парфененко, возглавлявший тогда Фонд, предлагал правительству список потенциально интересных объектов, которые можно продать и наполнить госбюджет. Четыре года назад в этом списке была госдоля в "Укрнафте". Государство рассматривает продажу этого актива?

- Исторический момент, о котором вы говорите, прокомментировать не могу, поскольку не принимал участия в этом вопросе. Что происходит сейчас? Каких-либо разговоров по поводу приватизации доли в этом предприятии я не слышал. Но я попрошу, чтобы мне сделали справку, и постараюсь разобраться. Но опять же, Фонд не принимает решение самостоятельно. Мы являемся исполнительным органом, эти решения должны пройти Кабинет министров, который принимает решение - стоит приватизировать или нет. В 2018 году вопрос о продаже "Укрнафты" точно никто не будет ставить. Что будет в 2019 году, мы будем планировать в конце 2018 года, когда будет формироваться работа Фонда на следующий год.

Виталий Трубаров: "Фонд - вне политики" (Виталий Носач, РБК-Украина)

О политике

- Вы считаете себя политиком?

- Я всегда говорил о том, что Фонд - вне политики. Как только мы начинаем играть в политику, мы перестаем работать. Ни я, ни ведомство, которое я возглавляю, не являемся субъектами политических процессов. Мы хотим выполнять свою работу в законодательном поле.

- Вы ощущаете на себе попытки влияния и давления со стороны политиков: народных депутатов, чиновников Администрации президента или Кабинета министров?

- Никакого давления, кроме "давай быстрее" и "давай результат", я не ощущаю. Если посмотреть мои выступления в СМИ, то я в принципе достаточно критично высказываюсь практически обо всех представителях власти, которых вы называли. Если мы принимаем решение работать, то мы должны работать вместе. Если одни работают, а другие – нет, общего позитивного результата мы не получим. Почему у меня есть уверенность, что в этот раз все получится? Потому что я вижу, что основные политические игроки все-таки понимают необходимость приватизации.

- Допустим, приватизация будет успешной, как вы и говорите. Кто запишет на свой счет успешную приватизацию – Кабинет министров и премьер в частности или команда президента?

- У победы много отцов. Думаю, при успешной приватизации, а она будет успешной, каждый будет высказываться и говорить, что "мы тоже внесли свою лепту". И отчасти это будет правда. Если бы не слаженная работа всех ветвей власти, всех структур, наших партнеров, то и самого бы закона не было.

- Премьер-министр Владимир Гройсман неоднократно довольно жестко высказывался по поводу неудовлетворительных темпов приватизации и работы ФГИ. В основном эта критика касалась вашего предшественника Игоря Билоуса, у которого вы работали советником. А какие у вас сложились отношения с премьером?

- Приватизация при Билоусе, Парфененко или других руководителях не шла не только потому, что кто-то чего-то не хотел. Приватизировать можно только то, что нам передают. Если объекты не передавали, их нельзя было продать. Мне кажется, что были допущены некие человеческие и системные ошибки и неправильные подходы к определению работы. В Фонде никто не хотел никого обижать или высказываться критично о ком-то, например, когда министерства не передавали нам объекты на приватизацию. Но если мы принимаем решение, что мы идем по этому конкретному пути, то по нему должны идти все. Если кто-то тормозит процесс, значит об этом нужно говорить вслух, чтобы потом нельзя было обвинить одного человека или одну структуру в том, что что-то не произошло.

- И все-таки без политической поддержки проводить что реформы, что приватизацию невозможно. Кто вам оказывает поддержку – премьер, президент?

- Возвращаюсь к своему предыдущему тезису о том, почему у меня есть уверенность, что в этот раз у нас все получится. Я вижу желание у всех ветвей власти – у президента, премьера, в парламенте – сдвинуть этот поезд с места. А я, условно говоря, как машинист дальше готов выполнять свои функции.

- В прошлом году премьер-министр публично выступил в вашу защиту, после чего появились разговоры о вашей возможной принадлежности к команде Гройсмана. Вы считаете себя частью команды премьер-министра или, как принято говорить, его "человеком"?

- Очень не люблю клише, к которым привыкло наше общество. Я считаю себя человеком своих родителей. Я человек "фондовский", проработал в Фонде 15 лет. Если ты работаешь в организации и идешь потихоньку по ступенькам вверх, тогда появляется возможность стать первым лицом. И такой возможностью нужно воспользоваться, иначе, зачем ты там, если не хочешь изменений и не хочешь реформ. Меня Кабмин назначил исполняющим обязанности. С ним мы работаем в связке. Правительство хочет показать свою работу по экономическим преобразованиям в стране, а без главы Фонда это сделать тяжело. Мне импонирует желание премьер-министра и большинства наших министерств работать вместе.

- Вы ожидаете, что будете утверждены в должности на постоянной основе без статуса "и.о.", и при каких условиях это может произойти?

- Мне не мешает и не ограничивает в моей работе приставка и.о. Функционально это вообще ни на что не влияет. Эмоционально, может быть. Но эмоции здесь ни к чему. Я четко пониманию, что я делаю и для чего. Если бы только в Фонде не было постоянного руководителя, то, возможно, это был бы какой-то сигнал. Но во многих государственных структурах руководители находятся в похожем состоянии. Думаю, это больше вопрос к Верховной Раде, к возможности нахождения компромиссов. Мне кажется, в обозримом будущем решение ни по Фонду, ни по другим ведомствам приниматься не будут. Но я уверен, что после того, как Фонд под моим руководством покажет хороший результат, не будет других вариантов, кроме того, как утвердить меня в должности.